В таежной стороне - [54]
Рудаков оглядел просеку, сплошь заваленную штабелями добротного леса, и с тревогой спросил:
— А вот как возить будешь? Лошадей тебе вместо двенадцати всего только трех дают. Знаешь? Остальных за взрывчаткой отправили, тракторы к нам из-за буранов долго не пробьются.
— Если лошадей нет, вывозка от нашей бригады не зависит, своих дел невпроворот.
Старик неторопливо раскурил трубку, стряхнул с коленей яичную скорлупу, кожуру картофеля и задумался.
Из-за груды наваленных веток показался сторож приискового магазина.
— Здравствуй, дядя Кузя! — приветствовал его Рудаков. — Приобвык немножко?
Старый плотник усмехнулся покровительственно, как взрослый человек над шуткой ребенка.
— Как не приобвыкнуть! Скоро шестьдесят годков, как привыкаю.
В разговор вмешался Захарыч:
— Сергей Иванович запрещает в буран лес валить! Слышишь, Кузя? То-то! Кузя у меня растущий товарищ. Сейчас выдвинулся вроде начальника по ученой части. Всю бригаду к лучковой пиле приспособил.
— Мы думали вам электропилу подбросить, с лесхозом договорились, а видишь, что кругом творится! — Рудаков развел руками и, спасаясь от косого снежного ливня, повернулся спиной к Захарычу.
— Вот чайку попью и весь лес лучковой свалю, — отшутился дядя Кузя. И спросил: — Как там моя старуха поживает, небось все гляделки в окошко проглядела? Она у меня страсть какая ревнючая.
— Хорошо, что буран, а то давно бы проведала. Нет ему, шалопутному греховоднику, доверия! — усмехнулся Захарыч.
— И не говори, паря! В молодости пошутил я с одной сродственницей, так моя Ильинишна всю жизнь надо мной изгаляется. В сторожа это она меня определила. Чтоб я, значит, никуда не мог отлучиться и ей проверять было способней. А сюда отпустила только на поруки Захарычу. Сурьезная она у меня, — хихикнул дядя Кузя.
— Про тебя, андел, и сейчас слых идет, лучше помалкивай, гулеван, — посоветовал Захарыч.
Дядя Кузя безнадежно махнул рукой: охоч он до бабенок и сейчас, что уж тут говорить!
Захарыч поворошил веточкой в трубке, постучал ею о кедр и, бросив Рудакову: «Пойдем!» — снялся с места.
Старик так стремительно зашагал по сугробам, что Рудаков еле поспевал за ним. От разбойничьих набегов ветра трещали деревья, в каком-то бесконечном, диком танце кружился снег. Остановились у лога, круто спускавшегося к старой гидравлической канаве, но и здесь, кроме снега, ничего не было видно. Рассекая белую мглу, согнувшись и закрыв рукой лицо, к ним пробирался Кузя.
— Эй, подгребай сюда! — крикнул Захарыч и подошел вплотную к Рудакову. — По этому склону до канавы метров восемьсот, а лесосечной дорогой три версты да все горы ломать. Смекаешь?
Рудаков кивнул головой.
Подошедший Кузя имел свое мнение о вывозке и попытался возражать:
— Ты, однако, тряхнулся…
— Ты погодь, старший на рейде я. — Захарыч вытащил из кармана трубку, набил табаком пополам со снегом и прикусил мундштук. — Расчистим дорогу от деревьев, утопчем снег и будем спускать лес к этому обрыву. А с обрыва сбросим прямо к гидравлической канаве. Малость пониже построим ледянку. Воду возьмем из выпуска канавы.
— Воды в канаве нет, — утверждал Кузя.
— Никшни! На поливку хватит, сам вчера проверял, — отрубил Захарыч, — из теплого ключа идет… Пока будем лес спускать до канавы, ледяную дорогу наморозим. По ней на сани вчетверо больше погрузим. Смекаешь?
— Будя хвастать, — не сдавался Кузя.
Рудакову было смешно смотреть на стариков, по-петушиному наскакивающих друг на друга.
— Тьфу ты, заполошный, — сердился Захарыч, — Не трави лучше! Давай, Сергей Иванович, трех кобыл завтра, они у меня по коротенькой дорожке и двенадцать заменят. Это тебе Захарыч говорит! — стуча себя в грудь, гордо закончил он.
— А когда собираешься начать строить ледянку? — спросил Рудаков. Он заинтересовался предложением Захарыча.
— Голому собраться — только подпоясаться. Мигом начнем, наперекор бурану.
Стало темнеть, и они зашагали к зимовью, обсуждая, как лучше построить ледянку. Старики проклинали бураны, расспрашивали Рудакова о приисковых новостях. В курной избенке было душно. Топилась раскаленная докрасна железная печурка, дымила выведенная в окно старая железная труба. На печной конфорке чадила засаленная сковородка.
Рудаков сел на деревянные полати, занимавшие больше половины избы и заваленные сеном, мешками и тулупами, но потом пересел на чурбашку, лежавшую у стоптанного порога, через который пробивался ветер. Здесь было легче дышать.
Все чаще хлопала дверь, обдавая Рудакова волнами холодного воздуха. Вскоре собралась вся бригада. На плохоньком столе из грубо отесанных досок накрыли ужин. Все интересовались намывом золота, спрашивали, как платит Миллионный увал.
Рудаков рассказал, что Миллионный увал вновь окрылил старателей. Вчера еще плакались и даже старики кричали — разбегаться надо, проклятый увал все силы вымотал, надоело по старым выработкам лазить и брошенные в старину столбики искать, ведь Миллионный за полвека весь исковыряли. А сегодня забыли старатели, что кляли вчера. Подфартил Миллионный, потому нет ничего лучше его на свете. Другую песню затянули старики: дескать, старатель золото нутром чует, фортуна — родная сестра ему, малость помучает, а никогда не бросит; значит, старатель и должен остаться старателем, как наши отцы и деды.
Автор романа «Инженер Северцев» — писатель, директор научно-исследовательского института, лауреат премии Совета Министров СССР, а также ВЦСПС и СП СССР, — посвятил это произведение тем, кого он знает на протяжении всей своей жизни, — геологам и горнякам Сибири. Актуальные проблемы научно-технического прогресса, задачи управления необычным производством — добычей цветных и редких металлов — определяют основное содержание романа.«Инженер Северцев» — вторая книга трилогии «Рудознатцы».
Этот роман завершает трилогию, посвященную жизни современных золотодобытчиков. В книге читатель встречается с знакомыми ему инженерами Северцевым и Степановым, узнает об их дальнейшей жизни и работе в горной промышленности, вместе с героями столкнется с проблемами производственными и личными.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Содержание нового произведения писателя — увлекательная история большой семьи алтайских рабочих, каждый из которых в сложной борьбе пробивает дорогу в жизни. Не сразу героям романа удается найти себя, свою любовь, свое счастье. Судьба то разбрасывает их, то собирает вместе, и тогда крепнет семья старого кадрового рабочего Ивана Комракова, который, как горный алтайский кряж, возвышается над детьми, нашедшими свое призвание.
Роман Владимира Степаненко — о разведчиках новых месторождений нефти, природного газа и конденсата на севере Тюменской области, о «фантазерах», которые благодаря своей настойчивости и вере в успех выходят победителями в трудной борьбе за природные богатства нашей Родины. В центре — судьбы бригады мастера Кожевникова и экипажа вертолета Белова. Исследуя характеры первопроходцев, автор поднимает также важнейшие проблемы использования подземных недр.
Человек и современное промышленное производство — тема нового романа Е. Каплинской. Автор ставит перед своими героями наиболее острые проблемы нашего времени, которые они решают в соответствии с их мировоззрением, основанным на высоконравственной отношении к труду. Особую роль играет в романе образ Москвы, которая, постоянно меняясь, остается в сердцах старожилов символом добра, справедливости и трудолюбия.
О Великой Отечественной войне уже написано немало книг. И тем не менее роман Григория Коновалова «Истоки» нельзя читать без интереса. В нем писатель отвечает на вопросы, продолжающие и поныне волновать читателей, историков, социологов и военных деятелей во многих странах мира, как и почему мы победили.Главные герой романа — рабочая семья Крупновых, славящаяся своими револю-ционными и трудовыми традициями. Писатель показывает Крупновых в довоенном Сталинграде, на западной границе в трагическое утро нападения фашистов на нашу Родину, в битве под Москвой, в знаменитом сражении на Волге, в зале Тегеранской конференции.