В стране райской птицы - [17]

– Если у нас будет гром, мы покорим всех соседей,– сказал один из мужчин.

– Наш Мапу великий вождь! – добавил другой. В это время прибежал какой-то молодой туземец и сказал, что к деревне приближается чужой человек, черный, но совсем как белый.

Все повскакивали с мест, разобрали оружие и побежали за ним следом.

– Вон там,– показал гонец.

Папуасы притаились и стали ждать. По тропинке между деревьями спокойно шел человек – черный, но в европейской одежде. Удивительнее всего было то, что у него как будто не было никакого оружия. Читатели, должно быть, догадались уже, что это был миссионер Саку.

Когда он поравнялся с засадой, папуасы выскочили и окружили его. Но незнакомец не удивился, не испугался.

– Кто ты? – спросили у него.

– Я Саку,– спокойно ответил он.

Хотя почти все здесь были его ровесниками, но ведь десять лет – немалый срок, и они успели забыть про маленького пленника, тем более что он жил с ними недолго.

– Откуда и куда идешь?

– Иду к Какаду, где я жил и где осталась моя мать,– сказал Саку.– Жива ли она?

Теперь уже некоторые припомнили его, опустили оружие и по-приятельски улыбались.

– Жива, жива... У Мапу. Идем,– заговорили сразу несколько человек. Потом один из них обратился к тем, кто не знал или не помнил Саку, и сказал только одно слово: «Макрай».

Услыхав это слово, и остальные заулыбались и подобрели.

Тут нам придется уклониться немного в сторону и объяснить таинственное слово «Макрай», потому что оно имеет интересный и поучительный смысл.

Мы знаем, что и по сей день в капиталистических странах существует пренебрежительное отношение к так называемым цветным людям, особенно – к черным. В «культурнейшей стране мира» – Америке – негры не имеют права ехать в трамвае вместе с белыми. Негры врачи, инженеры, ученые терпят унижения только за то, что у них черная кожа. Что же тогда говорить про настоящих черных дикарей, африканских негров, австралийских папуасов?

Их вовсе не хотят считать за людей. Во всех книгах они описываются как звери, которые только и думают о том, как бы сожрать белого. А уж таких человеческих качеств, как доброта, верность, чувство благодарности, от них и не жди! Большинство европейцев и сейчас так думает. А что было, скажем, лет пятьдесят назад?

И вот в то время нашелся один русский путешественник Н. Н. Миклухо-Маклай, который захотел поближе познакомиться с жизнью таких первобытных людей. Он приехал на Новую Гвинею, высадился на пустынный берег и остался там один. Увидев дикарей, он пошел прямо к ним без оружия, с поднятыми руками – в знак того, что он не хочет причинить им зла. Папуасы не знали, что и думать, увидав такое чудо. Были моменты и очень опасные для Миклухо-Маклая, но его искренность и любовь к этим темным людям победили их враждебность и злобу.

Три года (с перерывами) прожил Миклухо-Маклай один среди людоедов. Он привез им разные орудия и утварь (топоры, пилы, ножи, горшки), научил пользоваться ими, обучил новому способу земледелия, даже привез несколько коз и коров.

И что же? Эти люди не только не причинили ему зла, но, как брата, полюбили его. Стоило по-человечески отнестись к ним – и у этих дикарей нашлись и любовь, и верность, и благодарность, и другие человеческие качества, которых иной раз не хватает кое-кому из европейцев.

Мало того, имя Маклая (они произносят – «Макрай») осталось у папуасов для обозначения хорошего человека вообще. Так, спустя много лет они называли «Макраем» даже одного английского губернатора, а потом еще немецкого только за то, что они не слишком угнетали население.

Нынешние папуасы, наверно, не знают, откуда взялось у них слово «Макрай», но нам следовало бы знать, потому что слово это говорит не только о русском человеке Николае Николаевиче Миклухо-Маклае, но и о человечности вообще.

... Мать Саку жила у Мапу на положении не то жены, не то невольницы. После того как ее поймали и как она потеряла вслед за мужем еще и сына, она не хотела уже никуда убегать, привыкла и жила тут не хуже, чем дома.

Когда ее позвали и подвели к сыну, она не хотела верить своим глазам. Он совсем не был похож ни на того двенадцатилетнего мальчика, каким она его помнила, ни на этих юношей, его ровесников. Все в нем, особенно одежда, было чужое, от белых.

Но стоило Саку обнять ее и сказать на их родном языке: «Мама! Как я рад, что мы встретились!» – как у нее сразу отлегло на душе и слезы блеснули в глазах.

Вышел Мапу, высокий, плечистый мужчина со страшной головой, так заросшей волосами, что нельзя было различить, где кончается шевелюра и начинается борода. Прическа его была украшена перьями какаду и райской птицы, горящими, как жар, а на груди, кроме собачьих и кабаньих зубов, висели еще и человеческие. На обоих плечах виднелись широкие шрамы – тоже своеобразное украшение: мальчикам разрезают кожу и некоторое время не дают затянуться. На теле навсегда остаются эти почетные, широкие и глубокие рубцы.

Он удивленно посмотрел на Саку и обратился к его матери:

– Так это твой сын, что тогда убежал? Не может быть!

– Я жил у белых и многому научился,– сказал Саку, видя, что Мапу недоверчиво осматривает его костюм.