В стране Львиных гор - [68]

После выступления четвероногих начинаются, к большому удовольствию публики, соревнования команд различных союзов и объединений по перетягиванию каната. За ними следуют другие массовые игры, и, наконец, образуется знаменитый африканский танцевальный круг, в который встают все, кто хочет. Под звуки традиционных музыкальных инструментов — калебас, ударных дощечек, щипковых лютен и обтянутых кожей барабанов — круг, подобно тысяченогой змее, движется ритмично по широкой площади, повторяя по команде все движения ведущего. У танцевального круга многовековая история. Так танцевали, часто доходя до экстаза, на всех праздниках деревенской общины, но, с тех пор как радио Фритауна передает современную танцевальную музыку, «домашний оркестр» и связанный с ним народный танец — увы! — быстро забываются. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, это — знамение времени, сопровождающее постепенный распад маленькой деревенской общины. И все же есть надежда, что в Африке многие элементы традиции и фольклора никогда не угаснут окончательно, окажутся куда более живучими, чем, например, в Европе. Не только потому, что африканцы страстно любят жизнерадостные краски и темпераментные ритмы. Главное, у них есть чувство общности. Оно унаследовано от древней деревенской общины, в нем — залог будущего могущества Африканского континента. Сейчас уже почти окончательно забыты распри между племенами и народами, поддерживавшиеся колонизаторами. Молодое поколение думает о другом: о всеобщем прогрессе страны, реализации всех ее возможностей, укреплении национального самосознания во всех слоях общества.

Вечером под открытым небом демонстрируются документальные фильмы о прогрессивных методах разведения кур и производства яиц, земледелия, скотоводства, обработки древесины. В заключение лучшим работникам сельского хозяйства вручаются премии.

Празднества продолжались и на следующий день. Мы тоже остались в Кабале. Но тут пришло сообщение, приведшее меня в необычайное волнение: Т. К. Джону рассказали, что на банановой плантации к западу от Кабалы стадо шимпанзе регулярно лакомится плодами. В сопровождении одного дьялонке я немедленно отправился на место происшествия. Плантация, окруженная густыми кустами и деревьями, находилась на дне небольшой долины с искусственным орошением. В сущности, это было настоящее садово-огородное хозяйство, где успешно, хотя и в небольших количествах, выращивались все овощи, начиная от салата и кончая сладким картофелем. По краям долины росли кокосовые пальмы и деревья манго. Но посадки не были ограждены, и хозяин плантации жаловался, что нет житья от обезьян. Он терпел большие убытки от набегов не одних только шимпанзе, его разоряли также павианы и белоносые гусары. Что и говорить, он был расстроен чрезвычайно, мне же стоило немалого труда ничем не выдать свою радость: может, мне посчастливится и я сфотографирую здесь диких шимпанзе.

Рядом с огородами я соорудил укрытие из пальмовых ветвей и широких банановых листьев, которому постарался придать естественный вид. Правда, шимпанзе привыкли к постоянному присутствию людей и вид работающих на огородах батраков нисколько не мешает им каждый день лакомиться фруктами, но цвет моей кожи и блеск фотоаппаратов могли их отпугнуть, а я не хотел рисковать.

Запасшись терпением, я влез в мое жаркое и душное убежище и, то и дело вытирая пот со лба, стал ждать, что будет дальше. Прежде всего появился весь персонал плантации — полюбоваться сумасшедшим фотографом в его «парилке». Неторопливо осмотрев все самым тщательным образом, они и не подумали уйти, а остались стоять около укрытия, куря и переговариваясь. Им тоже хотелось посмотреть на шимпанзе! У меня волосы стали дыбом: ни один шимпанзе никогда не появится перед таким сборищем. И действительно, хотя в конце концов я уговорил людей разойтись, шимпанзе я в этот день так и не увидел.

Утром я снова залез в укрытие. Аппарат я укрепил на штативе и вставил в систему видоискателя пентапризму с крышей. Таким образом я избавил себя от необходимости держать камеру в руках много часов подряд. Чем выше поднимается солнце, тем короче становятся тени. Необходимо часто измерять освещенность, потому что при использовании цветной обратимой пленки ошибка на половину деления шкалы диафрагмы может привести к нежелательному искажению цвета и уж обязательно повлияет на проработку ярких освещенных участков или темных теней. Надо было все предусмотреть: если снимки не получатся из-за моей собственной небрежности, я себе этого никогда не прощу.

Время тянулось медленно, и я чувствовал, что от ужасной жары у меня слипаются глаза. Вдруг на другом конце долины возникло какое-то движение. Я поднес бинокль к глазам: небольшое стадо огненно-рыжих гусаров с белым брюхом и длинными белыми ногами — местные жители называют их «пата» — подбиралось к посадкам арахиса неподалеку от меня. Тонкий хвост гусара по длине не уступает стройному худому туловищу, а то и превосходит его. Возглавлял стадо довольно крупный самец с хорошо выраженными бакенбардами. Несмотря на пятисотмиллиметровый телеобъектив, на таком расстоянии гусары были недоступны для моего аппарата. В душе я страстно надеялся, что пата останутся незамеченными, иначе поднимется крик, на пата обрушится град камней, и мои труды опять пойдут прахом. К счастью, все было тихо… Проходили часы, солнце уже стояло довольно высоко. Между широкими листьями бананов свисали тяжелые грозди плодов; одни — светло-зеленые, другие — зрелые, ярко-желтые. Большую спелую гроздь я положил в качестве приманки для шимпанзе на землю между крепкими лжестволами бананов. Из моего убежища «наживка» была хорошо видна, в нее я «попаду» наверняка. К слову сказать, шимпанзе вовсе не вегетарианцы, они употребляют и мясную пищу в виде насекомых и мелких млекопитающих.