В стране Львиных гор - [57]
— Прекрасных сновидений, мой мальчик! — шутливо бросил Абдуллах, проходя мимо «Баркаса». Ах вот что замыслил сусу! Я пошел за ним. Шагах в трехстах от машины Абдуллах остановился и внимательно оглядел местность. Результаты, очевидно, его удовлетворили: он привязал гамак между двумя большими деревьями и ловко забрался туда. Я подал ему заряженное ружье и пожелал счастливой охоты.
В Европе осуждают охоту в ночное время с искусственным освещением. Ее считают неспортивной, так как непривычный свет оказывает магическое действие на животных и подавляет их инстинкт самосохранения. Но как Абдуллаху понять наши этические представления об охоте? Так он охотился всегда и будет охотиться впредь. В африканском буше царят иные законы, применять там наши мерки просто неразумно.
Быстро стемнело. Я побрел обратно к «Баркасу». Когда я захлопнул за собой дверцу, Френсис сонно спросил:
— Он ушел достаточно далеко? Его пуля не угодит в нас?
— Да, очень далеко, вон туда, — ткнул я пальцем в неопределенном направлении, надеясь втайне, что сегодня карбидная лампа нашего одержимого охотника Абдуллаха не привлечет ни одной антилопы.
С ВОСХОДА ДО ЗАКАТА
Ночь не принесла нам прохлады. Утром мы проснулись, обливаясь потом. Выстрела так и не последовало, а сам Абдуллах, веселый и добрый в отличие от нас, на рассвете появился около машины.
— Ну и как? — осведомился, позевывая, Френсис.
— Благодарю вас, сэр, я прекрасно выспался, — ответил сусу и разрядил ружье.
— Черт бы тебя побрал, — завершил Френсис беседу. Он и Абдуллах — добрые друзья, они провели вместе не одно трудное сафари и, хотя пререкаются при каждом удобном и неудобном случае, серьезно, наверное, никогда не поссорятся.
На горизонте быстро поднимался большой солнечный шар, и с каждой секундой его кроваво-красные цвета блекли. Вскоре весь ландшафт окрасился в бледно-желтые тона. Только редкие голоса птиц, доносившиеся с деревьев, нарушали удручающую тишину. Казалось, тропическая природа покорно ждала тяжкого зноя наступающего дня.
Материнская ласка
С колокольчиком не потеряется!
Мы, напротив, были жизнерадостны и веселы. Три литра холодного чая придали нам бодрости, мы быстро взвалили рюкзаки на спины, я обвешался аппаратами, запер «Баркас» и — вперед в буш! Первым шагал Френсис, ему в затылок — я, замыкал шествие Абдуллах со своим ружьем. Сначала мы продвигались довольно быстро по узкой, хорошо утоптанной тропинке, пересекавшей слегка покатую местность. Луговая растительность перемежалась здесь со множеством высоких, стройных деревьев. Но с каждым часом лес становился все гуще. Почти все деревья стояли обнаженные, без листьев: в Килими уже много месяцев не было дождя. Из-под ног с резким криком взлетела стая вдовушек. Эта маленькая птичка, распространенная в Африке, — гнездовой паразит, как наша кукушка. Она не высиживает яйца сама, а подкидывает их в гнезда ткачиков некоторых видов, вьюрков, славок. Видели мы также астрильдовых ткачиков и блестящих скворцов. Цепочка рябков при нашем приближении быстро скрылась среди зарослей травы. Тропки становились уже, незаметнее, а в чаще леса и вовсе пропали.
В одной из лощин мы встретили семейство сусу: отца и мать с дочерью. Они шли босиком, верхняя часть их тела была обнажена. Женщина и девочка приветливо поздоровались на языке сусу: «Эневале!», мужчина же сдержанно поклонился и сказал по-английски: «Доброе утро, сэр!» Через некоторое время мы дошли до их скромного селения. Шесть круглых глиняных хижин под травяными крышами конусом стояли плотно в один ряд. Сухая твердая земля между ними чисто подметена. Вход в хижины открыт: кто так беден, как эти сусу, не боится воров, ему незачем запирать свои жалкие пожитки. Хижины без окон, и, когда я заглядываю через вход внутрь, мои глаза лишь постепенно привыкают к полутьме. У шершавых глиняных стен — несколько деревянных козел. Кровати детей и родителей разделены плетеными циновками из травы. В другом углу — калебасы да пара круглых горшков — вот и вся домашняя утварь. Редко я видел людей беднее этих сусу из Килими. У них нет даже воды: с большим трудом отыскивают они ее в редких тинистых ямах, находящихся к тому же далеко от дома.
Пять часов подряд в невыносимый зной мы шли то вверх, то вниз. У нас уже совсем не осталось сил, а тут — очередной заболоченный ров. Через него надо перебраться по толстому стволу, продираясь сквозь лианы и другие вьющиеся растения. Сначала мы никак не могли взобраться на бревно, а потом, на другой стороне рва, — спрыгнуть с него. Даже у моих спутников были насквозь мокрые от пота рубашки, на лбу блестели большие капли. Им, выносливым жителям буша, и то приходилось туго. Обычно в Тропической Африке в самую жаркую часть дня не работают и, конечно, воздерживаются от всяких напряженных усилий. В тропиках соблюдают сиесту-полуденный отдых. Пора было и нам отдохнуть! Словно тяжело набитые мешки, мы повалились в тени дерева наземь и почти немедленно погрузились в глубокий сон.
Через час я вдруг проснулся. Рядом со мной Абдуллах храпел так громко и упорно, что мог бы разбудить-даже спящую красавицу. В ветвях дерева над нами щебетал маленький вьюрок. Я растолкал друзей: пора было идти. Неподалеку от нас в кустах резвилась стая зеленых мартышек. Когда мы поднялись, они в ужасе бросились бежать. Мы снова пошли по бушу гуськом, впереди на этот раз Абдуллах, ощупывавший окрестности острым глазом, за ним Френсис в желтой соломенной шляпе, к которой он прикрепил для защиты от солнца большой пучок сухой травы. В одном месте дорогу нам перебежал выводок цесарок. Абдуллах сорвал двустволку с плеча, но, пока он целился, последняя птица успела скрыться. Абдуллах разочарованно опустил ружье.
