В сторону солнца - [2]
— Надежды он оправдал. Его уволили с работы, да так, что он уже никуда не мог устроиться.
— С голоду у нас никто не умирает.
— В Индии умирают.
— При чем здесь Индия?
— Там умирают, а у нас не умирают. У нас гораздо лучше.
— Теперь мне все ясно. Он стал поглядывать на других девушек.
— Ничего не попишешь. У него такая натура. Но беда не в этом. Просто все это левачество бессмысленно. Только жизнь свою загубишь.
— Вот это верно. Впрочем, наши городские масштабы оказались мизерными. Страдалец покинул сразу всех своих поклонниц и махнул в Москву. Вот как он вас всех провел.
— Меня он не провел.
— Всех, всех провел.
— Я знала, что он уедет в Москву. Он мне сказал сам.
— Постой, я что-то плохо соображаю. Зачем же ты тогда отсюда бежала? Ты же сказала, что из-за него.
— Я не говорила.
— Нет, сказала.
— Значит, я наврала. Это теперь не имеет значения.
— Но какая-то причина должна быть! Кто тебя обидел?
— Бывает же так, что никакой причины нет. Однажды утром ты просыпаешься, тебя тянет куда-то уйти. Ты просто чувствуешь, что иначе невозможно. И ты решилась. Бывает же так?
— Не знаю. У меня не было. Меня в твоем возрасте тоже приняли в институт. Зачем мне было бежать?
— Тебе повезло.
— По ночам я грузил на товарной станции картошку…
— И капусту.
— Зато нам платили натурой. И когда я к утру доползал домой, сестры успевали сварить картошку.
— И капусту.
— …и капусту.
— Твоя беда, что по внешним данным ты социальный герой. В театре ты исполнял бы роли обаятельных, вдумчивых руководителей. На эту роль ты им и подошел. Только играть ее ты должен был не на сцене, а в жизни.
Он расхохотался.
— И ты не обижайся, папа, но сам факт, он наталкивает на мысль — хорошо бы устраивать для приема в руководящий аппарат экзаменационные просмотры типажей. И чтобы каждый кандидат показал какой-нибудь этюд: выступление на митинге, напутствие спортсменам, беседа с интеллигенцией.
Теперь они смеялись вместе.
— Жаль, что ты не умеешь просто радоваться жизни, — сказала дочка.
— А ты умеешь?
— Иногда.
— Научи.
— Надо сказать себе: я пылинка в мире. Время моей жизни ограничено. А я все время стремлюсь к каким-то эфемерным целям.
— Ты стремишься?
— Нет, ты. Но и я. Вообще человек.
— Мы говорим, говорим, а я так и не понял, зачем ты бежала и куда? Чтобы сделать даже один шаг, надо знать, куда.
— Приблизительно — в сторону солнца. Туда, где солнце освещает облака.
— А может быть, ты, просто, попалась?
— Как попалась?
— Я говорю с тобой как со взрослой.
— А! Нет, я не попалась.
— Значит, все-таки, я был прав. Обычное переутомление, потребность переменить обстановку.
— Вот это верно.
— Когда ты соглашаешься, я понимаю, что — мимо. Значит, все-таки Аскольд?
— Аскольд.
— Или неудовлетворенное самолюбие? Бывает так: нас не оценили по достоинству, и мы готовы бежать, куда глаза глядят.
— Папа, ты психолог.
— Тогда давай по-честному, по-честному давай… Ведь с чего началось-то? Ни с чего! В сорок третьем году на фронте замполит наш лихо этак объявляет: всем взводом! Вступить в партию!.. Отказаться? С чего бы? Значит, если «коммунисты, вперед» — это не ко мне?.. Роздал нам тетрадные странички пополам, продиктовал как, написали заявления. Чтоб не оголять передовую, сам отнес эти заявления в штаб, вернулся с книжками кандидатов, всех приняли. Потом госпиталь, потом опять война, потом кончилась. И что начинается? Не сразу даже сообразил — не начинается, продолжается. Черт те что! Черт те что! Думаешь, ты все понимаешь? Милая! Я больше тебя понимаю! А что делать? Выхода уже не было. Железные времена. Я тогда такую частушку сочинил:
Кто с верой, кто ради карьеры
лились в ряды КПСС.
Туда полуоткрыты двери,
но выхода оттуда без.
Дочке и надо бы отвечать ему, а не может. С одной стороны ничего страшного, ну, война и все такое…
Погладила его по голове, волосы поникли не в ту сторону. Седой уже, седой…
— Пап, а я думала, ты еще ничего себе…
— Вот и посоветуй, дочка, как теперь-то? Так и доживать?
— Что значит, доживать? Слова какие… Скоро вообще будет многопартийная система, перейдешь в другую.
— Не хочу.
— Так можно и вообще… Тем более, все равно скоро на пенсию.
— Но тогда — что получается? «Побежали, как крысы с тонущего корабля?» Так и говорят. Стыдно…
— Но вот — заглянул ты в свою душу — уже хорошо. Ведь стало легче? И каждый раз, как начнутся черные мысли, загляни в душу. Не виноват — успокойся. А в чем виноват — покайся. Выбери себе, перед кем. Ведь ты даже передо мной как бы покаялся. И ведь стало легче? Хоть немножко, а?..
Отец молчал, потому что боялся, заговорит — сядет голос. Потом сказал:
— Устал.
— Вот опять растравляешь себя. Причина всегда найдется.
— Это да, растравляю…
Потом сидели молча.
А потом дочь заплакала. Девушки легче плачут, чем взрослые.
Встреча вернувшегося из Воркуты Александра Петровича и его давней возлюбленной Тамары Васильевны, растянувшаяся на пять вечеров. Коммунальные кухни середины пятидесятых, Ван Клиберн и первый спутник по телевизору с водяной линзой, телефоны в общих коридорах.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Осенний марафон» — это грустная философская комедия о человеке, пытающемся быть хорошим для всех и, тем самым, загоняющем себя в угол.По сценарию, написанному на основе пьесы, Георгием Данелия в 1979 году был снят одноименный фильм.
Для страны наши мамы сделали очень многое. Здесь они родились и провели свою молодость. Спектакль «Фабричная девчонка» — это подарок им, матерям: таким разным и непохожим, но одновременно таким близким и родным. Молоденькие непохожие друг на друга девчонки в маленькой комнатушке рабочего общежития ищут счастья каждая по-своему. Кто-то мечтает удачно выйти замуж, кто-то и вовсе уехать за границу. Женька Шульженко — непокорная и плывущая против течения девчонка. Она отстаивает свои взгляды и свое право быть собой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В центре внимания — молодая женщина, активно выстраивающая свою судьбу.Вечная проблема общения, особенно между мужчиной и женщиной. Особенно между мужчиной и эмансипированной женщиной: активной, деловитой, навязывающей другим своё представление о жизни, о мире и о счастье.
«…Бывший рязанский обер-полицмейстер поморщился и вытащил из внутреннего кармана сюртука небольшую коробочку с лекарствами. Раскрыл ее, вытащил кроваво-красную пилюлю и, положив на язык, проглотил. Наркотики, конечно, не самое лучшее, что может позволить себе человек, но по крайней мере они притупляют боль.Нужно было вернуться в купе. Не стоило без нужды утомлять поврежденную ногу.Орест неловко повернулся и переложил трость в другую руку, чтобы открыть дверь. Но в этот момент произошло то, что заставило его позабыть обо всем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Компания наша, летевшая во Францию, на Каннский кинофестиваль, была разношерстной: четыре киношника, помощник моего друга, композитор, продюсер и я со своей немой переводчицей. Зачем я тащил с собой немую переводчицу, объяснить трудно. А попала она ко мне благодаря моему таланту постоянно усложнять себе жизнь…».
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…».
«Сон – существо таинственное и внемерное, с длинным пятнистым хвостом и с мягкими белыми лапами. Он налег всей своей бестелесностью на Савельева и задушил его. И Савельеву было хорошо, пока он спал…».
«… – Вот, Жоржик, – сказал Балтахин. – Мы сейчас беседовали с Леной. Она говорит, что я ревнив, а я утверждаю, что не ревнив. Представьте, ее не переспоришь.– Ай-я-яй, – покачал головой Жоржик. – Как же это так, Елена Ивановна? Неужели вас не переспорить? …».