В степях Зауралья - [40]

Приехали к мельнице не скоро. Слабосильная лошадь Устиньи с трудом тащила тяжелый воз, часто останавливалась.

Овса у Лупана не было с зимы. Поднявшись первым на косогор, с которого хорошо была видна мельница, Черноскутов покачал головой.

В степи возле построек, точно огромный цыганский табор, виднелись телеги помольцев с поднятыми вверх оглоблями. Из огромной железной трубы густыми клубами валил дым и, расстилаясь черным облаком, висел над рекой. Мерно рокотал паровик. Зоркие глаза Черноскутова заметили среди сновавших казаков в форменных фуражках войлочные шляпы мужиков и меховые шапки казахов.

— Народу собралась тьма! — кивнул он в сторону мельницы подошедшей Устинье. — Со всех сторон понаехали. Хоть обратно заворачивай.

— Тянулись такую даль с возами и вернуться домой без муки — тоже не дело, поедем, — заявила Устинья и отошла к своей лошади.

К мельничным весам из-за людской давки пробраться было трудно. Перешагивая через мешки, Черноскутов и Устинья остановились недалеко от хозяйского амбара, куда ссыпался гарнцевый сбор.

На широкой поляне против мельницы расположились группами помольцы. Слышался шумный говор донковцев и других мужиков, приехавших из сел и деревень Марамышского уезда. Казаки сидели обособленно, бросая недружелюбные взгляды на остальных. Устинья заметила в их кругу Силу Ведерникова. Поодаль, поджав под себя ноги, о чем-то оживленно беседовали казахи. По отдельным выкрикам, возбужденным лицам мужиков чувствовалось, что в воздухе пахнет дракой. Вскоре пришел весовщик, угрюмый, нескладный парень.

— Казакам будем молоть в первую очередь, мужикам во вторую, а киргизам после всех, — объявил он.

— Что это за порядки? — раздался голос из толпы мужиков. — Кто раньше записался на очередь, тому и молоть, — продолжал тот же голос.

— Я ничего не знаю, — махнул рукой весовщик. — Так хозяин велел. Казаки, подходи! — парень брякнул коромыслом весов и стал подготовлять гири.

Первым шагнул к весам Сила Ведерников. Ему перегородил дорогу здоровенный мужик из Сосновки.

— Ты когда приехал? — спросил он:

— Вчера.

— А я уже третий день живу на мельнице! Подождешь, не велик барин, — сурово бросил сосновец.

— А ты свои порядки не устанавливай, на это есть хозяин! — Сила сделал попытку отстранить мужика, но тот стоял, точно вкопанный.

— Не лезь, тебе говорю, — сказал он угрюмо и сдвинул густые брови, — моя очередь!

— Отойди, мякинник, — Ведерников двинул мужика плечом. Мужики подвинулись к товарищу и зашумели:

— Его очередь! За ним должен молоть Умар. Эй, Умарко, подойди сюда!

Из группы казахов выделился пожилой помолец.

— За кем твоя очередь?

— Вот за этим, — показал он рукой на мужика. — За мной — Баит. Где такой порядок? Аул ехал давно, теперь опять ждать?

Очередь надо!

Толпа прибывала. Возле весов образовалась давка. Дед Черноскутов скрылся в толпе. Устинья взобралась на предамбарье, отсюда хорошо была видна поляна, запруженная народом.

Весовщик вскоре исчез. Толпа продолжала шуметь.

— Теперь не царское время!

— Нагаечники!

Ведерников разъяренно выкрикнул:

— Совдепщики!

Стоявший рядом сосновский мужик рванул его от весов.

— Ребята, бей кошомников! — гаркнул он. Послышался треск досок ближнего забора, ругань. Кто-то отчаянно засвистел.

Какая-то внутренняя сила подняла Устинью. Заглушая шум свалки, она страстно крикнула:

— Остановитесь! Что вы делаете?! Кому нужна ваша драка?! Хозяину! Это его выдумка натравить друг на друга, посеять раздор между мужиками, киргизами и казаками! Не удастся! — Устинья потрясла кулаком по направлению хозяйской конторы, из которой в сопровождении Никодима поспешно вышел Сергей.

Увидев молодого Фирсова, Устинья на миг закрыла глаза. Промелькнул окровавленный Евграф, раненый Епиха, спокойное и суровое лицо Русакова. Почувствовав прилив новых сил, она энергично взмахнула рукой:

— Это не пройдет!

Толпа затихла. С подкупающей простотой звучал голос Устиньи:

— Моего мужа прошлой весной зарубили свои же богатые казаки. Он шел за станичную бедноту, за мужиков и голодных тургайцев! А сейчас нас снова хотят натравить друг на друга. Ему нужна вражда, — Устинья показала на подходившего Сергея, — но не нам!

— Сойди! — Никодим пытался стащить Устинью с предамбарья.

— Не лапайся, я тебе не стряпка Мария, — гневно сказала женщина. — Если хозяин не отменит свои порядки, молоть не будем. Хватит ему издеваться над нами!

— Правильно! — прогремел сосновец. — Мужики! Запрягай лошадей, будем молоть на ветрянках, — скомандовал он. Толпа крестьян отхлынула к возам. За ними потянулись и казахи.

— Стой! — Сергей вскочил на предамбарье и встал рядом с Устиньей.

— Молоть будете в порядке очереди. Кроме этого, мельницу на ночь останавливать не будем. Зайди в контору, — бросил он поспешно Устинье и, спрыгнув с предамбарья, зашагал к котельной.

Глава 28

Душевный подъем, которой испытала Устинья во время стычки с хозяином, прошел. Волнение улеглось. Подойдя к своему возу, женщина прислонилась спиной к мешкам.

Дед Черноскутов увел лошадей к берегу Тобола на пастбища. Устинья долго смотрела на облака, провожала их взглядом.

Вернувшийся Черноскутов, бросив узду, уселся возле возов и, вытащив хомут, стал перетягивать ослабевший гуж.