В старых ракитах - [18]

Кора на них, там, где она не была покрыта многолетними толстыми полопавшимися струпьями, а оставалась серо-зеленой и гладкой, уже неуловимо изменила свой цвет: нежный, зеленый, живой румянец появился в ней и просвечивал словно изнутри, и уже мелким торжествующим бисером проснувшихся почек были усыпаны самые тонкие и подвижные ветви ракит, и весенняя зелень была там еще ярче, два-три теплых дня-и ракиты были готовы бесшумно взорваться зеленым пламенем, выбросить невзрачные бледно-желтые сережки, чтобы еще (какой же раз под этим небом?) подтвердить незыблемость и радость жизни…

Разрозненные тучи под слегка изменившимся ветром как бы таяли в небе, становились все выше, шире и просторнее распахивались окрестности, громада того самого леса, на опушке которого мать-покойница с остальными бабами всегда заготавливала встарь березовые веники, выделялась резко, рельефно, и этот далекий лес готов был вспыхнуть первой легкой зеленой дымкой. А в полях и лугах буйствовали воды, снега было много в эту зиму, но сошел он дружно, и теперь вода заливала низины, широко покрывала луга, переполняла овраги и балки. С песчаного холма хорошо был виден и поселок, но лишь над одной из крыш весело дымила труба, ветер тотчас резво подхватывал дым и рваными клочьями относил его в сторону. Это была крыша родного дома, и Василий долго не мог оторваться от нее, затем решительно, сердясь на себя за неожиданно подступившую слабость, повернулся и, пригнувшись, пробрался под низко нависшими ветвями ракиты на кладбище. Он подошел к Степану с Андреем, Степан. гулко ахая, высоко вскидывая тяжелый лом, долбил мерзлоту, в одном месте он уже пробил ее и откалывал смерзшуюся землю большими кусками. Андрей руками отбрасывал эти куски в сторону.

— Порядок! — сказал оживленно Андрей, выкидывая из продолговатой, уже четко обозначенной ямы очередную увесистую глыбу мерзлоты. — Теперь пойдет, теперь нам что… Покурим, Степан.

— Прямо какая-то морская погода, — сказал Степан, вышагивая из ямы и втыкая лопату в землю. — На глазах все переменилось, не успели моргнуть, уже солнце.

— Повезло, — жадно затянулся дымом Андрей. — Воды тут, в могиле, ясно, не было бы все одно, песок.

— Мать наказывала неглубоко, тяжести лишней боялась, — вспомнил Василий, и все помолчали.

— А мы глубоко и не станем, — сказал Андрей. — Метра полтора хватит. Тут на час и трудов-то. А ты бы, Василий, шел домой, крест бы пока вырубил…

— Крест?

— Поставить-то на могилке что-то надо.

— Надо, — согласился Василий, и тяжелое лицо его несколько оживилось, безделье начинало томить его, и он в душе обрадовался совету Андрея. Он кивнул и через полчаса был уже у себя во дворе и принялся за дело. Он не стал заходить в дом, лишь отметил про себя, что народу прибавилось, появилось еще несколько старух с центральной усадьбы, мелькнуло два или три лица баб помоложе, и все что-то делали, суетились, выходили зачем-то во двор (Василий знал: взглянуть на него и поздороваться), но он, ни на что не обращая внимания, продолжал обтесывать крепкие, сухие дубовые бревна, он думал, что крест должен быть тяжелым и простоит долго.

Вернулись Андрей со Степаном, и тотчас послышался тяжелый рокот подходившего трактора. Крест был почти готов, оставалось развести костер обжечь ему ногу, чтобы дольше не поддавался земле и гнили, а затем приладить и скрепить его поперечины. Но Василия оттеснили и от этой работы, появилось несколько молодых, в засаленных ватниках мужиков, они живо развели костер в огороде, двое из них подхватили тяжелый дубовый брус и потащили его к огню.

Выпрямившись и отдыхая, Василий глядел им вслед, в это время появился Андрей.

— Покурим, а? — предложил он. — Теперь-то что, вон подвалило народу. Эй, Петр! — окликнул он, и к ним, явно не торопясь и показывая свой независимый норов, подошел парень лет двадцати двух, удивительно напоминавший Андрея-своего отца-в молодости. Только глаза с шальной, горячей искрой были вроде побольше отцовых и рот был покрупнее, с капризно изогнутой верхней толстой губой, и от этого выражение лица у парня приобретало как бы некую заносчивость.

— Вон видишь, какого выстругал, — любуясь сыном, грубовато сказал Андреи. — Как же, вчера был, значит, Петькой, а сейчас уже и Петр Андреевич…

— Здравствуй, дядька Василий, — протянул руку парень, не скрывая легкого удивления и любопытства, Василий пожал ее.. — Что ты, дядька Василий, один? Иван почему не приехал?

— Иван-то на службе, в армии, — сказал Василий. — А жена на работе, никак нельзя было. Ты как раздобрел-то, а, Петр Андреевич? — неловко перевел он разговор, потому что пришлось говорить о жене неправду.

— Ванька еще в армии? — удивился Петр. — Мы же с ним одногодки, а мне вон уже дома до чертиков надоело.

Хоть опять куда на сверхсрочную просись…

— У него на год отсрочка была, — пояснил Василий.

— А-а, ну тогда вопросов нет, — деловито уточнил Петр. — А мне отец сказал приехать, думал, увижу Ивана… Ну, где шофер, кого здесь на бетонку вытягивать надо? — сразу же перешел он к делу. — А то мне назад надо, за силосом ехать.

— Да, ему надо поесть и ехать. Что зря время терять, сейчас я скажу. Василий двинулся было к дому, но, услыхав позвякиванье, вышел за ворота на улицу и увидел Степана возле машины.