В сложном полете - [62]

Я тоже отстегиваю запасной, освобождаюсь от подвесной системы, достаю сумку и запихиваю туда стропы.

Идущий мимо Митька улыбается и машет рукой.

— С воздушным крещением тебя!

— Тебя тоже!

— Помочь?

— Не откажусь!

С сумкой на спине подходит Вострик. Глаза горят, весело улыбается.

— Привет королям воздуха! Понравилось прыгать?

— Еще бы?! — смеется Митька.

— Еще бы разок! — добавляю я и нисколечко не вру. Радость переполняет, и я готов прыгнуть раза три кряду, лишь бы разрешили.

— Знаю я вас, чертей! Ничем не испугаешь! С такими орлами хоть сейчас в бой!..

Мы идем вместе в квадрат, высоко подняв головы, и громко смеемся. По пути присоединяются Середин и Казанцев, Козолупов и Абрасимов. И тоже весело хохочут, вспоминая свои прошедшие страхи и воздушные кульбиты. Мы идем одной шеренгой, уверенно, широко, как и подобает боевым товарищам и друзьям. И пусть нам присущи известные недостатки, но их, на мой взгляд, становится все меньше и меньше. А спаянность, взаимовыручка и взаимоуважение растут изо дня в день.

НА ПОЛИГОНЕ

До выпуска остаются считанные месяцы. Сейчас самое интересное — работать ночью на полигоне визуально, а не с «Рубином» по РЛЦ[8]. Даже негласно соревнуемся.

В кабине темно, только фосфорически холодно светят приборы. Вдали прямо по курсу полыхает желто-багровое огненное кольцо, с огненным крестом посредине. Склоняемся к коллиматору прицела (специальному стеклу), командами доворачиваем машину так, чтобы едва заметная золотистая сетка легла на цель, и держим цель чуть выше перекрестия.

Все ближе и ближе подплывает кольцо. Уже отчетливо видно, как трепещет на ветру пламя десятков факелов-плошек, расставленных по окружности, и каждому хочется попасть в крест, чтобы потушить его вместе с кольцом. И-и вот… сброс: самолет точно вздрогнул — чушка пошла вниз. И неожиданно через секунды из ее хвоста вырывается пламя — сработал трассер — и теперь она хвостатой кометой, описывая дугу, мчится к цели. И приблизительно видно, попадет или не попадет в нее.

Перед самой землей пламя исчезает и снова величественно и одиноко горит уплывшее под хвост машины кольцо. И вдруг красно-желтое облако взрыва выбрасывается из него. Тухнет часть факелов, но потом снова вспыхивает. И опять колеблется пламя на ветру, притягивая к себе «гончих»…

Никому еще не удавалось потушить цель, а так хочется…

25 сентября в день 60-летия училища больше полроты получили поощрения от командования.

Юрка Киселев — веселый, довольный — встретился во дворе коробочки после завтрака. Хитровато посмотрел, подмигнул:

— Слышь, Борька? Впервые благодарность кинули. Твоя работа?..

— Неважно, чья. Важно, что справедливость восторжествовала! — тоже хитровато улыбаюсь я.

— А верно, служить хочется, когда тебя замечают.

…С неделю назад я был у комроты Умаркина. Вытащил список фамилий тихих незаметных курсантов и бывших нарушителей, с которых давно сняты взыскания.

Беседовали. Умаркин под конец сказал:

— Оставь списки, подумаем, посоветуемся…

Приятно, когда к тебе прислушиваются…

Интересный разговор произошел в партбюро со старшим лейтенантом Толстовым об улучшении комсомольской работы в роте. (Меня все-таки избрали секретарем, как ни противился: Елиферий в госпитале).

— Где ты был раньше? — сказал Толстов, выслушав меня. — Год назад это надо было провести. А сейчас какой смысл огород городить? До выпуска-то всего полтора месяца.

— Два и пять дней до госэкзаменов, — краснея, уточнил.

— Ну два, — усмехнулся Толстов, — подумаешь, разница…

Видя мое недоумение, то ли ободрил, то ли добил:

— В следующий раз, когда выберут секретарем, осуществишь свои планы.

— Следующего раза может не быть, — возразил.

— Может, — согласился Толстов и сочувственно улыбнулся. — Да ты не огорчайся! На твой век комсомольской работы хватит. Или вновь Вострик бузит?

— Нет, он дисциплинированный стал.

— Тогда кто-нибудь другой?

— Не-ет.

— Или новый Апрыкин-Гущин объявился?..

— Нет, но есть не лучше их, и тоже ждет расплата, только наедине.

— Не можем же мы сменить всех командиров, а с Желтовым я поговорю. Выходит, не так уж плохи дела, секретарь? Наоборот, улучшаются.

— Так скоро же выпуск…

— А знаешь, что говорят курсанты про вас? — захохотал Толстов. — Шмелев начал с взысканий, а Ушаков — с поощрений!

Толкнув дружески в плечо, закончил:

— Ладно, иди, беспокойная душа. Пиши комсомольские характеристики, да помогай ребятам готовиться к госэкзаменам.

ГЛАВНЫЙ ОРИЕНТИР

Осенью, когда работаем в первую смену, в пять ноль-ноль завтракаем в безлюдной, полутемной столовой. Потом переодеваемся и не спеша, ротной колонной идем на аэродром.

В этот момент солнышко только-только встает. Красное, нахмуренное вылезает оно из-за горизонта и, словно стыдясь опоздания «на работу», робко освещает росистую, дремлющую землю.

Мы приходим на аэродром всегда первыми. И, не расходясь, напротив штаба полка, ожидаем летный состав. Затем в парашютной на втором этаже получаем парашюты и, сгибаясь под их тяжестью, — по 4—5 приходится на брата — идем на стоянку.

А там, в кабинах самолетов уже хлопочут трудяги-техники. Снимая чехлы, ползают муравьям по крыльям и фюзеляжам мотористы и механики.