В Шторме - [68]

Глава 9 (часть 2)

После того, как Джейд ушла, они ещё долго стояли в тишине, смотря друг на друга; выражение Скайуокера было нечитаемым, чувства скрыты и защищены — в чём-чём, а в этом он становился исключительно хорош.

Наконец Люк повернулся и спокойно прошёл к высокому окну, молча вставая к отцу спиной.

Вейдеру оставалось только стоять и наблюдать за ним, осознавая, что его визит уже перерос в конфликт и совершенно не зная, как рассеять его. Не зная, зачем он вообще продолжает приходить сюда.

Что-то приводило его обратно, более сильное, чем любые стены, возводимые мальчиком. Некая вызывающая привыкание потребность, более мощная, чем любое враждебное неприятие. Даже притом, что он понятия не имел, как выразить или даже назвать это, оно возвращало его сюда снова и снова…

— Люк…

Мальчик продолжал молчать.

— Кто дал тебе это имя? — спросил в конце концов Вейдер, заставляя Люка чуть повернуть к нему голову.

— Я… не знаю. Я никогда не спрашивал.

Снова потянулась тишина….

Испытывая неудобство от долгого молчания и не зная, как продолжить разговор, Вейдер направился к дверям. И тогда услышал очень тихий голос сына:

— Каким было… твое имя?

— Что? — он слышал вопрос, но был настолько не уверен, как с ним быть, что буквально застыл на месте.

Оставаясь у окна и глядя на опускающийся сумрак, его сын повторил:

— Твое имя?

Вейдер молчал в течение долгих секунд.

— Энакин. Энакин Скайуокер.

Прошла целая жизнь с тех пор, как он произносил это имя, с тех пор как он даже думал о нем — длиною в жизнь его сына.

Он чувствовал себя очень неудобно, говоря это — неуклюже и неестественно. И чувствовал что-то еще, что-то более глубокое, похожее на сожаление…

От того, что открыл свое имя сыну при таких обстоятельствах: словно сделал признание, что он больше не тот человек, которым когда-то был. Не тот человек, которым его сын гордился бы.

Несмотря на то, что Люк стоял, наполовину отвернувшись, Вейдер видел, как его губы повторяют фамилию и понял, что до сих пор сын даже не знал, была она его настоящей фамилией или же просто очередной ложью — одной из многих.

— Ты… служил Императору, когда я родился? — голос снова был тих, не передавая ни одной эмоции, которые Вейдер так ясно читал в Силе. Отчаянная жажда знать правду, сдерживаемая колеблющимся нежеланием… и страхом. Страхом, что это знание потянет и потащит его вниз — туда, куда он не хотел. И все эти чувства искривлялись через жестокое внутреннее опустошение, через еще открытые и кровоточащие раны.

— Да. — Что ещё он мог ответить?

Волна горячего сожаления наполнила Силу, останавливая дыхание Вейдера, хотя внешне Люк только очень медленно кивнул, все так же стоя спиной к отцу.

— У меня была… — Люк не договорил. Но в этом и не было необходимости. Надежда.

Надежда… на что?

Что тот Энакин был жив, пусть и недолго, на момент его рождения. Надежда, что человек, память о котором он лелеял все эти годы, был еще жив тогда. Его настоящий отец.

Понимание пришло к Вейдеру не сразу, но было настолько сильным, что скрутило его изнутри.

Вейдер не был его отцом — им был Энакин Скайуокер.

И Вейдер уничтожил того человека — предал и разрушил его. Добровольно пожертвовав Энакином ради мощи Дарта Вейдера, которой он владел теперь без всякого сожаления.

— Я делал то, во что верил. Верил, что это правильно, — пророкотал он басом.

Его сын вновь слегка обернулся, но глаза не поднял.

— И до сих пор поступаешь так?

Это было предложение перемирия. Не понимания или принятия и, безусловно, не примирения. Но предложение попытаться найти какую-то среднюю позицию для начала. До этой минуты Вейдер даже не осознавал, как отчаянно хотел этого. Возможность свободно разговаривать с Люком походила на дождь в глубокой пустыне.

И он так сильно хотел ответить «да» — чтобы ответить на это предложение, чтобы сохранить его. Чтобы сказать все, что его сын хочет услышать.

Но вместо этого, не желая лгать, он обошел вопрос:

— Почему ты уверен, что я не прав?

Наконец его сын полностью повернулся к нему, голубые глаза смотрели уныло и удручённо.

— Как ты можешь даже спрашивать такое…

Это был не вопрос, только скорбное искреннее признание величины пустоты между ними.

— Ты изменишься, — сказал Вейдер. — Придешь к большему пониманию своего места в галактике, своего права.

— Как ты? — горько поинтересовался Люк.

— Как я, — ответил он без сомнения. — Ты поймешь со временем.

Люк покачал головой.

— Я уже понимаю тебя — и это пугает меня больше всего.

Вейдер ступил на полшага вперед, злясь, что его сын вынужден чувствовать себя так — чувствовать так из-за джедаев, которые сначала украли его, а затем пытались управлять им.

— Тебе не нужно бояться себя. Ты должен гордиться этим.

— Чем? — спросил Люк с искренним презрением.

Вейдер сердито посмотрел на него, не в силах понять это отторжение.

— Своей силой, своими способностями. Признай то, кто ты есть.

— Я больше не знаю, кто я… — прошептал сын, отступая назад, чтобы сохранить расстояние между ними. Одинокий, безнадежно запутанный.

Хорошо, сказал себе Вейдер. Хорошо, что мальчик начинает ставить под сомнение слова джедаев о нём и его предназначении. Вот он шанс, их шанс. Всё, что хотел Вейдер, могло быть достигнуто. И все же… что-то внутри него, не могло не откликнуться на мольбу души Люка.