В Шторме - [67]

Мысли мчались, складывая все кусочки. Сотни чипов данных, бесконечные усилия и часы, посвященные поиску пилота, разрушившего любимый проект Императора… И наконец, когда они получили его имя — все вдруг изменилось.

Команда разведки, занимавшаяся им, была срочно увеличена в четыре раза за одну ночь, сформировавшись затем в специальный отдел, не имеющий больше ничего общего с другими подразделениями по антимятежной деятельности. Вейдеру поручили возглавить поиск…

.

Они не знали — они не знали о его существовании.

Она вспомнила слова Палпатина, когда он впервые пришел к своему новому джедаю — его очарование им, его предвкушение: «Он нисколько не похож на свою мать — только на отца».

Его мать… кто она? И где она? Он вырос один на какой-то захолустной, пыльной планете Внешнего Кольца — если это правда? Снова одни вопросы.

Но одна вещь стала совершенно ясной — причина, по которой Скайуокер был здесь. Причина, по которой Палпатин так жаждал заполучить его с момента обнаружения его существование.

— Я что-то не то сказал? — хладнокровно спросил Скайуокер, глядя на своего отца.

— Да, — просто ответил Вейдер.

Эти двое оставались стоять на месте, отказываясь уступать друг другу. Между ними почти осязаемо трещал воздух.

Наконец Мара обрела дар речи:

— Я должна уйти.

— Нет. Останься, — властно повторил Скайуокер, и от неожиданного требования в его голосе Мара неловко замерла.

— Ей приказано уйти, — налитый свинцом тон Вейдера не принимал никаких возражений, хотя это, казалось, ничуть не беспокоило Скайуокера. Но теперь — теперь она понимала, почему.

— Кем? — вызывающе спросил Люк.

— Императором, — ответил Вейдер.

Люк тут же взглянул на Мару; его властное, требовательное выражение лица сменилось вспыхнувшим горьким сожалением, будто он только сейчас вспомнил, кем она была. Мара отвернулась, пытаясь избежать его взгляда и чувствуя сильное неудобство.

— Конечно, — произнес он спокойно, не спуская с нее глаз. — Вы ведь все делаете в точности, что он приказывает.

— А ты, значит, нет? — ответил Вейдер, возвращая к себе взгляд Люка. — Тогда, почему ты здесь?

Люк безрадостно рассмеялся и отвернулся в искреннем презрении.

— Вы должны уйти, коммандер Джейд, — сказал он наконец сухим, бесчувственным голосом. — Впрочем, я уверен, вы сделаете это в любом случае.

Слова ужалили её. Хотя Мара понимала, что этот упрёк нисколько не должен задевать её: у неё не было лояльности к нему и её не должно волновать, что он думает о ней. Её не волнует, исправилась она, не волнует.

Она быстро прошла между ними, крепко стиснув челюсти и опустив голову. Сердитая, взволнованная и задетая одновременно. Когда тяжелые двери закрылись позади, ее разум все еще приходил в себя от внезапного открытия. Мара медленно остановилась посреди длинного великолепного холла, не обращая внимания ни на множество глаз расставленных повсюду охранников, ни на камеры наблюдения, записывающие каждое ее движение.

Сын Вейдера… сын Дарта Вейдера. Она сидела с ним в комнате, говорила с ним, наблюдала за ним и слушала его. Играла с ним в сабакк. С сыном Вейдера. И не поняла.

Не поняла, с кем она находилась.

А она, как считалось, была лучшей — профессионалом, обученным с детства улавливать каждый нюанс, замечать мельчайшие детали… и все же она не поняла.

Но они были такие разные… или не совсем — только несколько минут назад абсолютное требование в тоне Скайуокера заставило ее замереть.

Почему Император не сказал ей? Почему он не разъяснил этот один немыслимый факт, когда все остальное сделал таким ясным? Почему поставил перед ней задачу охранять его, когда знал, как она относится к Вейдеру — насколько невелика ее симпатия к нему, насколько мало она доверяет ему?

Почему он дал ей возможность узнать Скайуокера, прежде чем эта бомба разорвется под ней?

Ведь он понимал, что в любом случае наступит момент, когда она узнает об этом; возможно он настал немного раньше, чем Император предназначал, но эффект был практически тот же.

Как он любил свои маленькие игры. Это было так похоже на него — играть ради собственного развлечения.

Не спеша, она возобновила шаг — намереваясь проверить, что ее учитель знал о визите Вейдера. По правде говоря, не имело никакого значения, кем был её заключенный — он всё равно будет уничтожен, так или иначе. Потому что рано или поздно, терпение её мастера закончится, и он набросится на Скайуокера…

И разорвет на части.

Где-то, в какой-то момент, она забыла об этом — забыла, что у Палпатина был мотив, который не изменится. И понимание личности Скайуокера только подчеркивало этот жестокий факт. Палпатин сломает его или убьет, пытаясь сломать, — и любой связанный с ним, любой вовлеченный им, независимо от своего желания, будет втянут и погребен — побочным эффектом.

И это не должна быть она. Это не будет она. Возможно, именно это и было уроком, который учитель хотел преподать ей — поскольку она сама, несомненно, забыла об этом.

Она ускорила шаг до военного темпа, сердитая на себя за то, что позволила осторожности подвести ее, пусть даже немного. Сердитая на Скайуокера, пробравшегося мимо ее защиты — и благодарная мастеру за разъяснение ее слабости — присущей любому человеку эмоции, особенно этой.