В Шторме - [12]

— Нет, я сужу тебя по фактам, — отрезал Люк. — Я нахожусь в камере, взятый против моего желания к Имперскому Центру. Человек, который поместил меня сюда, причинил вред моим друзьям — лишь по одной причине: привлечь мое внимание, и теперь он собирается предоставить и меня, и их человеку, который определенно убьет нас всех, когда я не соглашусь делать то, что он хочет. Человек, который поместил меня сюда, знает это точно так же, как и я, и всё же та дверь остается запертой. Вот человек, которого я сужу.

— Ты настолько упрям, — сказал Вейдер, качая головой — больше от расстройства, чем от несогласия.

— А ты слеп, — гневно обвинил Люк. — Причем сознательно. Поскольку я не верю в твою неспособность видеть то, что случится.

— Выбор того, что случится, принадлежит тебе.

— Я сделал свой выбор. Я сделал его несколько лет назад. Ничто из всего того… — даже сейчас он не мог заставить себя произнести это вслух. — Не изменит его.

— Твой выбор был сделан без необходимых знаний.

Люк только отвел взгляд, несогласно качая головой.

— Я знал то, что имело значение.

— Только для тех, кто лгал тебе.

— И я предполагаю, что ты будешь говорить мне правду? — голос был полон сарказма.

— Почему ты веришь, что я менее способен к этому, чем Оби-Ван?

— Потому что я здесь, — ответил Люк недоверчиво, поражаясь, как Вейдер мог даже спрашивать такое. — В этой камере. Потому что мои друзья здесь…

— Тебе будет лучше, если ты забудешь о них. Они — ненужная слабость, — Вейдер тут же понял, что не стоило говорить этого мальчику, несмотря на правдивость данных слов. Люк впился в него возмущенным взглядом. — Император будет использовать их, чтобы управлять тобой. Именно поэтому они здесь.

— Тогда позволь им уйти, — это было частично просьбой, частично вызовом. Это был первый раз, когда он обращался к глазам своего отца.

— Я не могу.

Люк отвернулся, не удивленный.

— Ты делаешь все, что он говорит тебе?

— Ты не знаешь его, — тон голоса Вейдера раскрывал немного, но на короткий миг — лишь на миг — взгляд Люка смягчился, отразив нечто похожее на сострадание. Затем он моргнул и вновь отвернулся, устало потирая виски.

— Что ж, скоро это изменится, — произнес он опустошенно, сквозя разочарованием и расстройством через недвусмысленность своих слов.

— Это необязательно. Предложение, которое я сделал тебе на Беспине, остается в силе — оно всегда будет в силе. Я могу обучить тебя, открыть тебе мощь, которая сделает тебя неуязвимым. У тебя есть сила уничтожить его, Люк.

— Откуда ты можешь знать это? — ответил Люк уставшим и пренебрежительным тоном.

— Я знаю, кто ты. Я знаю, кем ты являешься — правду. Тебе показали только часть того, на что ты способен — по их личному выбору. Я знаю твои способности… твои возможности. Твои учителя могли преподавать тебе только ремесло — потому что это все, что они знают. Я могу показать тебе мастерство.

— Для чего? Чтобы реализовать твои амбиции? — вызывающе бросил Люк.

— Чтобы реализовать свой потенциал, — возразил Вейдер.

— Потому что это соответствует твоим желаниям.

Вейдер снова затих. Если бы мальчик смягчился, хоть немного — если бы он только допустил мысль, что Кеноби мог ошибаться, а Вейдер был прав. Как это объяснить, как заставить мальчика понять это?

— Люк, ты не похож на них. Мы не похожи на них. — Мальчик оставался неподвижным, упрямо отвернув лицо. — Я хочу, чтобы ты понял, кем являешься, узнал то, к чему способен, свое происхождение, свое наследие. Я могу дать тебе эти знания, раскрыть твои врожденный потенциал.

— Зачем?

Это одно слово, сказанное так спокойно, без всякого оттенка враждебности, поставило Вейдера в тупик:

— Разве ты не хочешь знать, кто ты? — спросил он недоверчиво, в искреннем замешательстве.

Конечно же, это было то, что мальчик должен был хотеть знать. Сталкиваясь с проблесками правды после стольких лет лжи, как он мог не стремиться узнать ее? Всю правду, что скрывали от него — каждый факт.

Но мальчик тряхнул головой в добровольном отказе.

— Я так долго жил без твоей правды. В любом случае я скоро буду мертв. Какая разница.

Люк был утомлен и искренен в своем намерении прекратить обсуждение вопроса; гнев спал и заменился пустой горечью и принятием того, что он никогда не узнает настоящей правды — не тогда, когда им хотели управлять через нее. И, как бы там ни было, правда была слишком тяжелой, слишком убийственной для него. Особенно сейчас, от этого источника. Он не хотел больше ничего знать — не мог принять и справиться с большим. Слишком уставший и разбитый для этого, как физически, так и душевно.

Однако Вейдер продолжал давить — словно он предлагал Люку некий подарок, не обрекая его при этом на Тьму.

— Ты должен знать, кто ты. Твое наследие — это твое неотъемлемое право.

Вейдер выдержал проницательный и пристальный взгляд повернувшегося к нему сына. Голубые глаза, так сильно похожие на его собственные. Обеспокоенные, потерянные и глубоко удрученные. Такие же, как его собственные…

Это было ценою мощи? Истинным наследием Скайуокеров? Неужели они все были прокляты — приговорены к жизни, полной страдания и горя?

— Я в самом деле не хочу этого, — прошептал Люк тихим, уничтожающим надежду голосом, более осуждающим, чем любой предыдущий гнев. — Пожалуйста, оставь меня.