В шкуре бандита - [4]

Да, забыл уточнить. Вато вырос на последнем этаже отеля своих приемных родителей. Отель как отель, не шикарный, но и не убогий. Просто отель, где останавливаются всякие разные люди и происходят всякие разные вещи. Хорошая закалка.

Мы четверо как пальцы одной руки, не считая толстяка из нашей команды, который всех смешит тем, что таскает за нами свое пузо. Можно сказать, что пятый палец отрезали.

31 декабря 2005, 11 часов

Я спокойно сплю, мне снится сон: Дед Мороз принес мне в подарок принцессу, нежную, как шелк. Мы сидим и болтаем, наш разговор навевает мне мысли об удовольствиях неведомого рая. Вдруг она вынимает из невидимого кармана колокольчик и звонит в него, и тут он разрастается, разрастается, и вот уже нет ничего, кроме колокольчика!

Я в кровати; колокольчик, который разрушил прекрасный обряд, — это просто-напросто эхо входного звонка, сто тысяч раз отозвавшееся в моем сне…

Я иду открывать дверь, и в моей голове раздаются сто тысяч ругательств:

— Это что еще за сволочь? Проваливай! Предупреждать надо. Я сплю еще…

С первого слога я узнаю голос этой сволочи Маркуса:

— Хорош кривляться. С тобой по-другому нельзя.

Я открываю дверь. Башка у меня раскалывается. Мы смотрим друг на друга и ржем, мне всегда не хватало строгости. Он говорит мне:

— Ладно, я посижу, покумекаю полчасика тут, в гостиной, рядом с кучей пивных бутылок.

Уже начав собираться, я отвечаю ему из другой комнаты с высокомерием, которое не имеет к нему никакого отношения, — мне просто нравится такой тон:

— О, не беспокойся… И хватит болтать. Ты ведь меня знаешь.

— Да, именно поэтому я и беспокоюсь! — нервно выкрикивает он, но я-то знаю, что на самом деле он улыбается, потому что, как всегда, уверен в том, что говорит. Он любит покричать, чтобы окончательно обосноваться на чужой территории и дать понять, что последнее слово за ним. Этот парень — настоящий стратег.

Через полчаса Маркус веселит меня своими утренними приколами: мы ржем над прохожими на улице. У них такие рожи, что можно подумать, они идут совершать самоубийство! Коллективное или индивидуальное. А мы… не знаю, куда мы идем. Я знаю только одно: что у меня башка как гиря. В ней еще отзываются барабанной дробью звуки вчерашнего вечера. И еще я хочу есть… Маркус улыбается и говорит как нельзя вовремя:

— Ну что, толстяк, куда поедем есть?

— Поворачивай направо, а потом ты сам знаешь, к тунисцу.

— Тунисец… Они странные. Они меня раздражают, у них там все как в средневековье. Ты не хочешь сожрать на обед чего-нибудь китайского?

Конечно, этот всезнайка не поворачивает направо. Образ тарелки с чем-нибудь жирненьким, от которого я уже пустил слюнки, вдребезги разлетается в моем воображении. Я думаю о Момо, тунисце. О, его чертовы кебабы! А сэндвичи у него как домашние. После них есть долго не хочется! Он кладет туда картошку и даже мясо — ему по барабану. Греческие ресторанчики всегда пользуются спросом. Как только в квартале открывается греческая забегаловка, которой вкусно готовят, в ней яблоку негде упасть. Она превращается в «греческий дом молодежи», где тусуются все. Но теперь это уже не для нас… Пусть молодежь развлекается.

— О, да отстань ты со своим китайским. Эти китайцы меня по телику достали.

— Поверь мне, все равно скоро во всех нас будет течь китайская кровь… даже в твоих детях!

И снова последнее слово за ним! Дружеские разборки, куда повернуть — налево или направо, завершились тем, что мы поехали в китайскую забегаловку.

Смешение вкусов, закусок и горячих блюд — и все это без хлеба. Это тебе не магрибинцы, это китайцы. Маркус нажрался до отвала. Пока я молча доедаю, он закуривает самокрутку, и потом мы так же молча сматываемся.

Я по-прежнему не имею представления, куда мы направляемся, но мне лучше. Скажу честно, я нажрался, мой желудок доволен, и от этого мне хорошо. Шум в моей голове постепенно успокаивается.

Маркус едет спокойно. Мой взгляд прикован к дороге, я вслушиваюсь в жужжание мотора и уже готов заснуть… как вдруг раздается его грубый голос:

— А где все остальные-то?

Он выдергивает меня из путешествия в мир снов, и я с трудом пытаюсь выудить нужную информацию из глубин своего мозга.

— Я говорил с Вато по телефону. Он будет ждать нас у индийской лавки, а до Мехди я не смог дозвониться.

Молчание. Взгляд Маркуса прикован к дороге, но мысли его где-то далеко:

— Да, Карналито, надеюсь, Мехди не обиделся из-за прошлого раза. Но… ты ведь сам знаешь, молчание дорогого стоит.

— Молчание — золото, братишка. Да ладно, забей! Не заморачивайся по поводу Мехди. Ничего, все нормально… Мы все одна семья. Но иногда ты так молчалив, что мы начинаем сомневаться, доверяешь ли ты нам, Маркус.

В это мгновение он резко поворачивает руль с легкостью парижского хищника в поисках свободного места для парковки.

— Две минуты, толстячок. Мне нужно уладить одно дельце.

Я и слова не успеваю сказать, как Маркус уже на улице рядом с каким-то парнем. Они направляются туда, где их никто не увидит. Я сижу в машине, и курю свою индейскую трубку, и смотрю на облако дыма, напоминающее голубя. Я думаю о том, что жизнь похожа на сигарету — наверное, эта мысль посещала многие поколения людей. Маркус вновь появляется в моем поле зрения, рядом с ним Мехди. Это радует.