В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть - [61]

– К несчастью, вы меня не убедили. Боюсь, мы не сможем вас поддержать. Проблема в том, что я не вижу, какое отношение эта книга имеет к компании. Мне жаль.

Спустя пару минут я уже шел по переходу, соединявшему отдел корпоративного маркетинга с отделом североамериканского сектора управленческого консалтинга. Стены здесь были выложены из крашеных шлакоблоков: предполагалось, что это придаст зданию сходство с соседним Массачусетским технологическим институтом.

– Привет, пионер НПИ! – крикнул мне один из менеджеров высшего звена. Продажи у него всегда были в порядке. А еще он хихикал каждый раз, когда видел меня, потому что считал, что я подходящий объект для насмешек. При нашей первой встрече он непринужденно повернулся к одному из коллег и сообщил: «Он любит прикурить[13]». Я удивился, но не растерялся: «На самом деле не курю, но уверен, что смогу найти тебе сигаретку, если так уж необходимо». Он в ответ улыбнулся, и я почувствовал, что прошел своего рода испытание.

– Привет! – я пропустил мимо ушей то, что в его исполнении это сокращение «неписаных правил игры» прозвучало как «не пей». Зато он назвал меня «пионером» – это было лестно. Спускаясь по лестнице, я размышлял о своем пути – от безумца до первооткрывателя новой теории.

Миновав еще несколько коридоров, я добрался до помещения, которое, не иначе как в шутку, называлось моим кабинетом. Его отвели мне, еще когда предполагалось, что я проведу в штаб-квартире всего несколько месяцев. По размерам эта комната напоминала кладовую уборщика, а единственное крохотное окно выходило на парковку. Расположение кабинета тоже было поводом для смеха. Представляя меня новым коллегам, начальник отдела пошутил:

– Мы в курсе предпочтений Питера, поэтому отвели ему офис рядом с туалетом, – он рассмеялся собственному остроумию и повернулся ко мне: – Уверен, он это оценит.

Только спустя месяцы работы я выяснил: среди моих коллег бытовало убеждение, будто геи проводят все свободное время в туалете. Но тогда, не зная этого, я просто ответил:

– Несмотря на расположение кабинета, я рад работать с вами!

Стоило мне опуститься за помятый стол с металлической столешницей (когда я садился, в комнату было уже не втиснуться), на пороге, как по волшебству, возникла Элейн, моя верная секретарша. Войти у нее все равно не получилось бы. Она собиралась уходить: я легко догадался об этом, заметив на ее ногах кроссовки вместо привычных элегантных туфель.

– Как все прошло? – спросила Элейн и, выслушав краткое содержание беседы, заговорщицки ко мне наклонилась. За годы – не один десяток лет – работы в Акорн-Парке она стала неиссякаемым источником сплетен и знала все, что происходило в компании с шестидесятых годов и по сей день. – Ничего удивительного. На прошлой его работе говорили: «Хорошие идеи в его кабинете умирают». Но мой Питер что-нибудь придумает…

Еще спустя час я забрал выданный мне древний ноутбук и портфель, вышел из офиса и, несмотря на жару и влажность, отправился быстрым шагом до ближайшей станции метро. Сел в поезд, вышел возле здания парламента – и через несколько минут уже рассказывал Франсису о результатах встречи. За окнами расстилался типичный американский городской пейзаж, и даже спустя полгода я все еще ожидал увидеть пролетающего мимо Супермена.

– Ты все равно должен ее написать!

– Когда?

– На выходных.

Я так и поступил. Пять недель без выходных – это были долгие недели! – и на столе у управляющего лежала практически финальная версия рукописи «Неписаных правил игры». Я скомпоновал ее из всех своих докладов, учебных курсов и смутных идей за предшествующие несколько лет. И, будучи уверенным, что теперь эти материалы разберут по косточкам несколько редакторов, писал так же, как обычно говорил.

Подозреваю, никто так и не прочитал мою книгу до отправки в печать: каждому казалось, что это уже сделал кто-то другой. Вряд ли мы узнаем когда-нибудь, прав ли я, но факт остается фактом: к весне 1994 года, когда печатная версия вышла в издательстве McGraw Hill и стала бестселлером, в тексте поменялось всего пять слов. Два из них были словом «хрен». Его убрали.

Я начинал как безумец и поднялся до первооткрывателя, чтобы в 1994-м взлететь еще выше, практически в стратосферу. СМИ (и компании, готовые платить немалые деньги) объявили меня гуру. Со мной заключило контракт международное бюро докладчиков, а компания повысила до партнера. Неожиданно для самого себя я стал человеком, который приносит деньги. Коллеги, не успевшие прочитать мою книгу, все равно прочитали ее – после моего выступления на Всемирном экономическом форуме в Давосе. А потом – приглашали в разные филиалы (офисы ADL можно было найти практически везде), только чтобы узнать: все мои поездки уже распланированы до конца года и я могу заглянуть к ним примерно в июне следующего… да и то если захочу.

Мы с Франсисом отметили эти перемены тем, что купили маслкар и бальную залу эпохи Людовика XIV. Если точнее – взяли огромную ипотеку, потому что влюбились в большую квартиру, находившуюся в особняке 1860-х годов, сложенном из коричневого песчаника. Дом стоял на проспекте Содружества – зеленой улице рядом с парком Бостон-Коммон в самом сердце города. Главной в этой квартире была огромная бальная зала в стиле рококо, отделанная привезенными из Франции панелями с витиеватой резьбой. Полагаю, с нашей стороны это была очередная попытка вытеснить слишком яркие воспоминания о нашем первом жилище и заклеенных скотчем рамах.