В шаге от вечности. Как я стал киборгом, чтобы победить смерть - [55]

Действие профорола закончилось. Врачи ждали, пока он полностью выведется из организма. Потом остановили подачу ремифентанила. От него пациент должен оправиться в течение примерно десяти минут. Теперь в мою маску поступал только воздух. Начался обратный отсчет. Почти ровно к десятой минуте я очнулся. Если верить словам медсестры, она еще никогда не видела, чтобы пациент так быстро приходил в себя. Но всех вокруг, и в первую очередь Франсиса, интересовало другое. Смогу ли я снова дышать сам?

Помню, первым, что я увидел после пробуждения, было лицо Франсиса. Кто-то сказал мне: «Операция прошла удачно». Хорошо освещенная, очень современная палата. Люди вокруг. На мне большая маска, чем-то напоминающая противогаз: так же охватывает голову. Она мешала мне дышать в собственном ритме. Помню, я решил поэкспериментировать и снять ее.

Именно в этот момент Франсис почему-то счел, что стоит начать снимать все происходящее на телефон. Представители руководства больницы по каким-то неясным соображениям предпочли ему не мешать. Так и вышло, что он запечатлел для истории момент, когда я снял маску.

И сделал глубокий вдох – полностью самостоятельно.

В середине ночи молодая сиделка, наблюдавшая за моим состоянием с восьми вечера, когда началась ее смена, принесла мне лекарства. Мы уже много часов беседовали то о моей триостомии, то о боковом амиотрофическом склерозе, то об эпизоде с удушьем из-за крошки на надгортаннике, то о моих планах на полноценную жизнь, то об отношениях с Франсисом. Спать мне не хотелось совершенно. Почти все лекарства, которые нужно было принять, оказались таблетками. Я закидывал их по очереди в рот и запивал водой, радуясь, что на способность глотать операция никак не повлияла. Последний препарат фармацевт выписал в сиропе: это имело смысл, ведь таблетками я мог подавиться. Я отпил из одноразовой мензурки. Стоило мне глотнуть, как горло начало слегка покалывать.

Ощущение становилось все сильнее. Я зашелся в приступе неконтролируемого кашля. Очень быстро, гораздо быстрее, чем тогда в Дартмуре, начался стридор. Я с сипением втягивал воздух, быстро откашливался, снова сипел. Слишком мало времени на вдох. Я чувствовал подступающее удушье. Несмотря на обезболивающие, мои легкие горели. Им нужен был воздух. Сиделку вся эта ситуация застала врасплох. Поперхнулся? Или это аллергия?

В отчаянии я выдавил, казалось, последние крупицы воздуха вместе с торопливой подсказкой:

– Надгортанник!

Две недели спустя я нянчил новорожденного внучатого племянника Эдди, который любезно решил оставаться в утробе матери, пока меня не отпустят домой. Эдди уже тоже отпустили, и теперь он со всей своей свитой посетил наше скромное жилище.

– И сиделка поняла, что ты имеешь в виду? – поспешно переспросила одна из моих родственниц, будто от этого вопроса зависело, останусь ли я в живых.

– Замешкалась на пару секунд, явно растерявшись, а потом вспомнила мой рассказ. Думаю, слово «надгортанник» она уже слышала в тот день именно от меня, поэтому быстро сообразила, что к чему, схватила стакан с водой, напоила меня, и все обошлось!

– Могло закончиться трагедией!

– Могло, но, поверь, если уж задыхаться, то в отделении интенсивной терапии.

– И что же получается – ты проложил новый путь, и теперь остальные тоже смогут провести эту твою трио-что-то-там за счет государственной страховки?

– Конечно! Разумеется, это все еще рискованно. Мне повезло отделаться легко, но мы успешно доказали: для больных БАС это решение возможно.

– Расскажи им про Трейси, – напомнил Франсис.

– Ах да. Вы же помните нашу подругу Трейси, которая отвечает за координацию медицинских услуг пациентам с боковым амиотрофическим склерозом на Юго-Западе, верно? Так вот, она обычно старается навестить всех, кому ставят этот диагноз впервые. Недавно она посещала одну милую пожилую леди, и та, стоило перейти к сути дела после знакомства, сказала: «Теперь скажи мне, милочка, слышала ли ты о Питере Скотте-Моргане?» Трейси всегда начеку, поэтому она ответила: «Припоминаю такого…» «Замечательно, – продолжила старушка. – Тогда вот что: помимо трубки для кормления, мне нужно еще что-то вроде катетера над лобком». Трейси очень ею гордится!

Беркли-Сквер

Я бросил взгляд на циферблат новеньких Cartier – Франсис подарил мне эти часы недавно, на тридцатилетие. Была уже почти половина восьмого. Я застегнул пуговицы на пиджаке темно-синего костюма-тройки, посмотрелся в зеркало, подхватил портфель, положил в него контейнер с только что приготовленными бутербродами, поцеловал Франсиса, который мне их передал, и бодрым шагом двинулся на улицу, к станции «Остерли». Все шло четко по расписанию, и я даже предположить не мог, что мои планы вот-вот полетят под откос.

Как оказалось, район Остерли для моего образа жизни подходит идеально. От станции метро можно было одинаково быстро доехать и на восток в Мейфэр, где находился мой офис, и на запад в Хитроу. Бывали недели, когда я одинаково часто ездил в обе стороны. Жизнь в сорока пяти минутах от центра Лондона давала и еще одно преимущество: если я спускался в метро достаточно рано, мне почти всегда удавалось сесть. Те, кто входил на пару станций ближе к центру, вынуждены были стоять.