В сердце леса - [67]

Насколько я понял, в Шингу есть два вида пчел и оба селятся в дуплах деревьев. Крупные пчелы имеют жало. Когда они нападали на Рауни, он Смеялся каким-то особым, жутким смехом и, глядя на небо, отмахивался от них мачете. Тхукахаме обычно затыкают их дупла пучком горящей травы. Вторая разновидность — маленькие пчелы без жала, они страшно досаждали всем нам в главном лагере. Мед их темный и горький. Срубив дерево, мы стучали по стволу мачете, и в том месте, где оно издавало гулкий звук, находили дупло, а в нем — мед. Рауни вырубал дырку, влезал в дупло по самые плечи и извлекал длинные цепочки сот, а я подставлял свою фетровую шляпу, похожую на ковбойскую; дырочки в ней мы замазывали воском. Мы выжимали мед в шляпу; лицо Рауни расплывалось в широкой медвежьей улыбке. «У-у-у» или «м-м-м-м-м», — тянул он от удовольствия. Наконец, когда в дупле больше не оставалось сот, он запускал туда обе руки, собирал остатки меда и отправлял себе в рот. Желтая жидкость текла по его подбородку и голому животу. Наши топоры и ружья становились липкими от меда.

Во время одного такого «похода» — Рауни шел по лесу, а я плыл в каноэ по ручью — я услышал его зов, причалил у ближайшей излучины и, прихватив топор и ружье, вышел на берег. Мы начали по очереди рубить дерево. Вдруг Рауни резко обернулся ко мне, гневно насупившись.

— Почему ты оставил мое ружье в каноэ? — спросил он.

Хотя я знал, что от тхукахаме можно ждать чего угодно, этот вопрос застал меня врасплох.

— А почему мне не следовало оставлять ружье в каноэ?

— Придут индейцы кубен-кран-кегн и украдут ружье, — резко и нетерпеливо ответил Рауни. — Они убьют меня и тебя. И мы будем мертвые.

Над нами смыкались темные своды джунглей, рядом раскачивалось наше «медовое» дерево, а я смотрел на Рауни и соображал. Действительно, считалось, что через эту часть леса пролегает один из маршрутов племени кубен-кран-кегн. Это племя враждовало с тхукахаме. Но велика ли вероятность того, что отряд их воинов пройдет через это место именно в данный момент? Совершенно ничтожна. И все же тхукахаме, стоявший передо мной, весь трясся от злости и был отнюдь небезопасен. Мы с Рауни были большими друзьями, но я был свидетелем того, как он чуть не убил летчика, и знал, что он подвержен внезапным приступам ярости. Поэтому я решил уступить его капризу.

— Я схожу за ружьем, — сказал я и, возвратившись, решил пошутить в духе Орландо — Рауни, в лодке было трое воинов кубен-кран-кегн. Высокие, сильные мужчины, не то что немощные тхукахаме. Они сказали мне, чтобы я отдал Рауни его ружье. Рауни не может попасть в тапира, даже если тапир сидит на носу его лодки. Передай Рауни, что мы не хотим убивать его: ведь он будет на вкус, как мясо старого стервятника, больного корью.

Рауни расхохотался, и мрачное настроение его рассеялось так же необъяснимо быстро, как и появилось. Он стал глотать мед огромными кусками; я брал кусочки поменьше, памятуя о товарищах, оставшихся в лагере. Мы пошли по лесу и вскоре в просвете между кустами увидели свою лодку, притянутую лианами к берегу маленького ручья? Рауни сел на корму, я, подогнув под себя ногу, уселся на дно. Лодка медленно продвигалась среди скал и коряг. У нас были мед, ружья, несколько подстреленных птиц жакубим, лук и стрелы для охоты на туканаре. Солнце сияло, искрились песчаные берега, и Рауни запел песню тхукахаме о диком меде. В этой радостной песне говорилось: «Я только что поел меду, и у меня осталось еще». Песня разносилась по всему лесу.

— Вон аллигатор, — вдруг прошептал Рауни и выстрелил из лука. Стрела угодила чудовищу чуть-чуть ниже глаза. Это была моя стрела, и я видел, как она, наполовину погрузившись в воду, задвигалась, словно увлекаемая невидимой силой.

— Ты потерял мою стрелу, — посетовал я. — Для чего ты это сделал?

— Аллигатор нехороший, — глубокомысленно сказал Рауни и, чтобы немного утешить меня, предложил: — Пошли поплаваем, здесь хороший песок.

Он первым вошел в воду, и я увидел, как он отогнал колючего ската, притаившегося среди листьев на дне!

— Выпей воды, — сказал он, приготовившись нырнуть. — Вода тут холодная.

Потом мы отдыхали, погрузившись в воду, чтобы уберечься от пиуме, и Рауни захотелось поболтать.

— Скажи, — обратился он ко мне. — Мы ведь с тобой друзья, Адриано. Вы занимаетесь женщинами в своей Куябе?

— Да, — ответил я.

Рауни, видимо, ожидал услышать именно такой ответ.

— Часто? — Его лицо выразило острое любопытство.

— Да. Очень часто. А ты?

— Очень часто. Всегда.

— Со своей женой?

— Нет, и с женой и с другими, — непринужденно отвечал Рауни, явно давая мне понять, что в своем племени он был отъявленным донжуаном. — Я говорю ей: «Пошли со мной», а потом говорю, чтобы она не рассказывала мужу. Ведь муж убьет, если узнает. У вас в Куябе тоже так? — спросил он. Ему хотелось, чтобы я рассказал о себе.

Мне вспомнилась наша система. Полиция, бракоразводные процессы, частные сыщики, подставные партнерши, бюро записи актов гражданского состояния. Я поспешил обойти этот вопрос, заговорив о женитьбе вообще.

— А когда ты женишься, тебе отец выбирает жену? — спросил я.