В сердце леса - [49]

Рассказывая, Сержио сидел на борту лодки и резко дергал ручку мотора — лодка зигзагами шла по реке. У Сержио была смуглая кожа и иссиня-черная борода.

— Я никогда еще не убивал пуму, а мне хотелось ее шкуру. Я нажал на ручку мотора и направил каноэ прямо на нее. Индеец ударил пуму стрелой, и надо ж быть такому! — мы. с налету наскочили на нее. Индеец упал, каноэ перевернулось, а я, Мурильо и все наши припасы, ружья и запас бензина оказались в воде. Уф! — Сержио ухмыльнулся.

Сержио поплыл к лодке и увидел, что пума инстинктивно делает то же самое. Сержио вскарабкался на корму, а раненая пума уцепилась за перевернутый нос каноэ.

— Уф! Я смотрю на пуму, а она на меня. Мотор надо обязательно спасти. Мурильо выбрался на берег и поднял револьвер вот так. — Сержио обеими руками сжал рукоятку воображаемого револьвера и поднес его к лицу. При этом наша лодка отчаянно завиляла по реке.

— Мурильо выпустил шесть пуль, одна попала пуме в шею. Бум! Пума умерла.

Ни они, ни кто другой так и не увидели миахао, Через полчаса наша флотилия миновала последнюю излучину реки, и мы увидели вдали деревню журуна — вытоптанные, пересекающиеся тропки, светлеющие на зеленом фоне растительности, были хорошо заметны.

Приезд Орландо в эту отдаленную часть его владений был событием. Я с интересом наблюдал за подготовкой орудия, которое должно было возвестить о его прибытии. Это была трубка толщиной в большой палец, восемь дюймов длиной. Ее полагалось держать на некотором отдалении от себя в правой руке.

— Давайте сперва посмотрим, что они делают. Погодите, сейчас достану бинокль.

Мы зажгли спичку. Ш-ш-ш — бум! Бум! Взрывая лесную тишину, в воздух со свистом и грохотом взмыли ракеты.

— Побежали, — сказал Орландо, глядя в бинокль.

Как и следовало ожидать, журуна попрятались в лесу.

Но когда наши лодки подошли достаточно близко, чтобы их увидели с берега, индейцы вышли на край обрыва и ответили нам приветственным выстрелом. Их было человек тридцать-сорок, они тесной группой стояли вокруг своего вождя Бимбины, высокого широкоплечего индейца. Одет он был в нечто вроде кожаного фартука, какие носят такелажники, занимающиеся перевозкой мебели. В руках он держал деревянную дубинку, которая, вероятно, служила атрибутом его власти.

Мы обменялись с индейцами рукопожатиями, и хотя никто не произнес ни слова, чувствовалось, что Орландо и Бимбина выжидают — что же последует дальше. Несколькими днями раньше журуна убили двоих цивилизадо, и хотя идея справедливости чужда сознанию индейцев, месть за убийство является существенным элементом племенных традиций. Они могли предполагать, что мы несем им возмездие. Во всем чувствовалась напряженность.

Мы поднялись по обрыву и вошли в хижину. Ее почти целиком занимал какой-то громоздкий предмет, так что внутрь едва можно было протиснуться. Когда сняли бамбуковую крышку, перед нами оказались два больших каноэ, доверху наполненные перебродившим индейским пивом. То был традиционный напиток индейских племен. Готовили его женщины, пережевывая зерна и сплевывая их в каноэ. Я был рад выпить пива, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Пиво имело несколько кисловатый привкус и напоминало крепкий сидр. Это был приятный напиток — надо было лишь забыть, как его приготовляли.

Мы потягивали пиво из тыквенных чаш, а вокруг нас стояли мрачные, молчаливые журуна. Здесь я впервые заметил, что если лицо индейца не выражает дружелюбия, в нем нет мягкости, как в лице спящего европейца. Оно передает какое-то другое настроение; это не всегда враждебность, но суровость человека грубой силы, готового, не задумываясь, убить. Я попросил еще «касири» и пил пиво, глупо ухмыляясь и довольно похлопывая себя по животу.

Напряженность исчезла, когда Орландо покинул хижину, чтобы посовещаться с вождем и старейшинами племени. «Они боялись, что я рассержусь, — рассказывал, вернувшись, Орландо. — Я сказал, что я их друг, а не друг серингейро. Тогда они мне все рассказали».

Несколько дней назад два бородатых цивилизадо, вооруженных винчестерами 44-го калибра, приплыли в каноэ из Манисауа-Миссу в Шингу. Это уже было интересно само по себе — ведь раньше по Манисауа-Миссу плавали только братья Вильяс. Река эта представляла собой идеальный черный вход в Шингу, и, очевидно, по мере того как распространялись новости об умиротворении индейцев, утихали и исконные страхи, сдерживавшие авантюристов.

Когда эти люди появились в устье Манисауа-Миссу, журуна увидели их, но пришельцы не испугались и вышли на берег у их деревни; они сказали, что едут с запада и хотят спуститься по Шингу и Амазонке к какому-то городу, расположенному очень далеко отсюда (возможно, к Белену). Им позволилй продолжить путешествие.

Через полтора дня чужеземцы вернулись и объявили, что им предстоит долгий путь и журуна должны снабдить их пищей. Все мужчины в это время были на охоте, а оставшиеся в деревне женщины ответили, что пищи у них нет. Тогда серингейро пригрозили, что если наутро им не приготовят все, что нужно, они застрелят нескольких человек. На ночлег они расположились на одном из песчаных островков, где журуна обычно укрывались от набегов тхукахаме.