В сердце леса - [46]

Для мужчин карнавал был чем-то совсем иным. Условности никогда их не стесняли, и маска была им не нужна, но всю жизнь бедные и невежественные, они всячески наряжались и словно переселялись в мир богатства и роскоши. На женщинах почти не было карнавальных одежд, большинство же мужчин надевало яркие шелковые костюмы с генеральскими эполетами и офицерскими шляпами. Они выступали с необычайной важностью, величественными жестами подзывали официантов и танцевали с высокомерным видом, точно настоящие господа со своими служанками. Я заметил, как один мужчина невысокого роста жевал резинку, и услышал, как его партнерша пожаловалась, что от этого портится ее кулон. Ответом ей был такой уничтожающий взгляд, на какой способен даже не всякий судья. Когда же мужчины присаживались отдохнуть от разговоров и танцев, на лицах их появлялось выражение смирения, присущее кабокло. То был невыразительный взгляд человека, сбитого с толку, покорно сносившего удары судьбы и нередко очень доброго. Солдаты важно расхаживали по комнатам, сунув большие пальцы за свободно застегнутый ремень, не смешиваясь с толпой. Но в часы, свободные от службы, и они обнаруживали растерянность, словно были крохотными винтиками огромной военной машины, которая одним махом могла выплеснуть их из жизни, подобно тому как сбрасывают с тарелки хлебные крошки.

От этой покорности и стремились уйти люди. Только затронь развеселившегося скромника — и уж перед тобой полный надменности римлянин. Посмейся только над другим, который вышагивает как сам император, и тебе не избежать драки. В любую минуту может разразиться гроза. Когда мы входили в зал в начале вечера, все без исключения поднимали руки над головой, и полицейский со всех сторон прощупывал одежду входящего. Стоявший впереди меня мужчина, не дожидаясь осмотра, сам отдал свой нож, и я увидел, что полицейский положил его в поставленный в темном углу ящик, где поверх всей груды лежал маленький пистолет. В прошлом году благодаря этим мерам предосторожности удалось сократить число убийств в этом зале до двух.

Несколько позже я наблюдал, как двое мужчин за соседним столом поспорили из-за женщины. В разгар спора один из них небрежно сунул руку в правый боковой карман. Молниеносным движением рука второго нырнула под широкую свободную рубашку. Но первый, опередив соперника, успел выхватить зажигалку, вспыхнул огонек, и мы оба увидели, как серебряная ручка кинжала исчезла под рубашкой второго.

* * *

Тишина Диауарума, казалось, не имела ничего общего с карнавалом в Сан-Луисе, но пока мы там находились, нельзя было не чувствовать под внешним спокойствием вулканического накала. Позже Даниэль грозил, что убьет Леопольдо из карабина. Для классического столкновения между цивилизованными поселенцами и жителями джунглей не хватало лишь одного — по соседству не было индейцев.

Раньше в Месте черных пум долгое время жило племя суйя. Деревня располагалась у обрыва, прямо над водой. То были самые плодородные земли во, всем верхнем Шингу. Вокруг были густые заросли дикого ореха пеки. Естественно, суйя не хотели покидать эти места.

Лет тридцать назад сюда, кочуя по Амазонии, забрело племя тхукахаме. Они поднялись вверх по реке Либердади, пересекли водораздел и, выскочив из джунглей, перебили всех, кто был в деревне. Затем последовал новый налет, при котором тхукахаме захватили в плен большинство женщин суйя. Вслед за тем совершили набег трумаи, на которых, к счастью, с тыла напало другое племя. Трумаи бежали под защиту вождя ваура, который монопольно владел тайной гончарного ремесла и потому пользовался огромным влиянием.

Племенному совету суйя положение племени в то время, должно быть, казалось отчаянным. Союз трумаи с ваура мог лишить суйя возможности получать от ваура жизненно необходимый предмет обихода — горшки, а нехватка женщин означала, что пополнения молодых воинов больше не будет. Однако выход был найден. Женщины ваура тоже владели гончарным ремеслом, и вот в один прекрасный день суйя внезапно напали на ваура, умыкнули гурт женщин, умеющих изготовлять горшки, и, покинув свою деревню, скрылись в верховьях реки Суя-Миссу. Это означало разрыв всяких торговых отношений с ваура. «Но зачем нам, — должно быть, рассуждали суйя, — покупать посуду, когда мы захватили гончарную фабрику?» Теперь у племени были и женщины и посуда, и с тех пор встретить суйя было нелегко.

Однажды, когда братья Вильяс строили Диауарум, Клаудио увидел в каноэ двух суйя и отправился вслед за ними по затопленным джунглям, но суйя исчезли в зарослях. А недавно он пролетел на самолете над их деревней и насчитал в ней четыре хижины — в них, вероятно, жило человек сто мужчин, женщин, детей. Никаких других сведений о племени не было.

Дней через пять-шесть после приезда в Диауарум я решил оставить места, где охотились кабокло, и подняться вверх по Шингу до реки Суя-Миссу. У меня было выдолбленное из ствола дерева каноэ на манер тех, какие делают индейцы журуна. Оно лучше держалось на крутой волне, чем изготовленные из коры каноэ камайюра. Проплыв некоторое время, я свернул вверх по маленькому ручью пониже главного притока. В конце концов я уперся в мелководье. Я вышел на берег, привязал к корме лиану и ушел, оставив каноэ лениво покачиваться на волнах. В протоке, окаймленном рядами деревьев, лодка казалась символом полнейшего спокойствия. Однако в Шингу, где человек встречается редко, лодка не менее громогласно, чем салют из девятнадцати залпов, возвещает о присутствии человека. Каноэ в этом месте означало: тут охотится человек, и он вооружен.