В саду чудовищ. Любовь и террор в гитлеровском Берлине - [130]
Рузвельт в принципе разделял позицию Додда, но большинство американцев, судя по всему, с небывалым упорством противились вмешательству в европейские дрязги. Додда это удивляло. В апреле 1935 г. он писал Рузвельту: «Если сейчас Вудро Вильсон не переворачивается в гробу в своем соборе[913], значит, никто вообще никогда не переворачивается в гробу. Возможно, вам удастся что-то предпринять, но я в этом сильно сомневаюсь, поскольку ознакомился с информацией о позиции конгресса. Слишком многие ‹…› считают, что абсолютная изоляция сулит нам рай земной»[914].
Додд смирился со своей «деликатной миссией», которая сводилась, как он выразился, «к наблюдению за ситуацией и осторожному ничегонеделанию»[915].
Моральное отвращение к службе побудило Додда отстраниться от активного участия в делах гитлеровского Третьего рейха. Режим, в свою очередь, понял, что Додд стал несговорчивым оппонентом, и всячески старался исключать его из общей дипломатической повестки.
Филлипса позиция Додда ужасала. Он писал в дневнике: «Скажите на милость, зачем нужен посол, который отказывается разговаривать с правительством страны, где он аккредитован?»[916]
Между тем Германия продолжала активно готовиться к войне и ужесточала преследования евреев. Был принят целый ряд законов, лишавших гражданства всех немецких евреев, – независимо от того, сколько лет их семьи прожили в Германии или насколько храбро они сражались за страну во время Великой войны. Прогуливаясь по Тиргартену, Додд начал замечать, что некоторые скамейки выкрашены в желтый цвет. Это означало, что они предназначены для евреев. На других скамейках, расположенных в самых удобных местах, разрешалось сидеть только арийцам.
Додд в полнейшей беспомощности наблюдал за тем, как 7 марта 1936 г. немецкие войска, не встретив никакого сопротивления, заняли Рейнскую область[917]. Он видел, как Берлин преображается перед Олимпиадой: нацисты украшали город, убирали антисемитские плакаты лишь для того, чтобы ужесточить гонения на евреев после того, как схлынут толпы иностранных гостей. Он видел, как Гитлер обретает в Германии статус божества. Женщины растроганно утирали слезы, когда он проходил мимо; охотники за сувенирами собирали землю с тех мест, на которые ступала его нога. На съезде партии, состоявшемся в Нюрнберге в сентябре 1936 г. (Додд не присутствовал на нем), Гитлер почти довел собравшихся до истерики. «То, что вы обрели меня ‹…› среди многих миллионов людей, – чудо нашего времени! – вопил он. – А то, что я обрел вас, – настоящая удача для Германии!»[918]
19 сентября 1936 г. в письме с пометкой «Лично. Конфиденциально» Додд писал госсекретарю Халлу, что с досадой и разочарованием наблюдает за событиями в Германии – событиями, в которые никто не отваживался вмешиваться. «Численность личного состава и боеспособность вооруженных сил с каждым днем растут; тысячи самолетов готовы сразу, как только будет получен приказ, бомбить крупные города и распылять над ними ядовитый газ. Все другие страны, большие и малые, вооружаются невиданными темпами, и никто и нигде не может чувствовать себя в безопасности, – писал посол. – Сколько ошибок и промахов сделано с 1917 г., и особенно в течение последнего года, и ни одно демократическое государство не предпринимает ничего, не накладывает на Германию никаких экономических или моральных санкций, чтобы затормозить этот процесс!»[919]
Мысль об отставке казалась Додду все более привлекательной. Он писал Марте: «Не следует никому говорить об этом, но я не понимаю, как смогу работать в этой атмосфере дольше, чем до будущей весны. Я не могу быть полезен своей стране, а вечное ничегонеделание – слишком тяжелый труд»[920].
Между тем недоброжелатели Додда в Госдепартаменте активизировали кампанию за его смещение с поста. Заместителем госсекретаря стал давний противник посла Самнер Уэллес, сменивший на этом посту Уильяма Филлипса, который в августе 1936 г. был назначен послом США в Италии. Появился и новый недруг – не за океаном, а ближе, в Европе, – Уильям Буллит, еще один ставленник Рузвельта (впрочем, выпускник не Гарвардского, а Йельского университета). Он был послом в России, а теперь возглавлял посольство США в Париже. В письме Рузвельту от 7 декабря 1936 г. Буллит писал: «Додд обладает многими качествами, достойными восхищения и симпатии, но он – фигура почти образцово неподходящая для занимаемой им должности. Этот человек слишком ненавидит нацистов, чтобы иметь реальную возможность взаимодействовать с ними или чего-то добиваться от них. В Берлине нам нужен человек, способный хотя бы вежливо общаться с нацистами и прекрасно говорить по-немецки»
