В садах чудес - [156]

И почему-то я сразу, почти бессознательно стал опасаться, что Ми тоже увидит эту девочку. И Ми, конечно, видел ее и видел не один раз, но я понял и почувствовал, что он даже не выделяет ее среди других девочек, игравших в саду. И я этому радовался. Но всякий раз, когда она случайно попадалась на глаза моему другу, я тревожился и думал, что он может полюбить ее, как полюбил ее я. А я уже знал, что люблю ее. Человек — существо противоречивое — это простая и банальная истина. Порою я даже огорчался тем, что Ми не обращает внимания на избранницу моего сердца. Как может он, наделенный столькими дарованиями и тонкостью чувств, не замечать ее?

Имя девочки было Ахура. В ведении ее отца находились дворцовые ладьи и съестные припасы. Этот плотный, черноволосый и смуглый человек любил веселье и красивых женщин. В нежных чертах его дочери порою проступало сходство с его крупными грубоватыми чертами. И чем старше делалась Ахура, тем больше походила на отца сильной страстностью, которая смягчалась и сдерживалась присущей этой девочке нежностью. Когда Ми увлекся прогулками по реке, нам частенько приходилось иметь дело с отцом Ахуры и мне всегда приятно было видеть его из-за его сходства с дочерью.

Прошло время. Мне исполнилось семнадцать лет, Ми — шестнадцать, Ахуре — четырнадцать. Мне уже приходилось разговаривать с ней и даже участвовать вместе в дворцовых пирах. Я почувствовал некую странную глубину ее души. Какие-то непонятные мне, смутные, и ей самой, быть может, неясные стремления таились в душе этой девочки. Несмотря на явные красоту и очарование, в ней ощущалась неуверенность в себе. Должно быть, именно эта неуверенность заставляла ее первой предлагать себя юношам. Она, кажется, всерьез полагала, что ее никто никогда не полюбит. Так она объяснилась в любви одному из наших приятелей, совершенно незначительному и заурядному человеку. Я узнал об этом от него самого. На ее нежные слова он ответил презрением. Он не понял, почему она, такая прелестная, объясняется ему в любви, и решил, что это признак испорченности, порочности. Но обмануть эту девочку, воспользоваться ее слабостью и доверчивостью он тоже не пожелал; впрочем, не потому что был благороден, а потому что боялся, вдруг отец ее и братья обо всем узнают и отомстят ему. Случайно он выбрал меня своим доверенным. Слушая его рассказ, я едва сдерживался, чтобы не заплакать и не избить его. Я понял, как она страдает в одиночестве, не находя, на кого излить переполняющие ее милую душу чувства, как она ждет человека, который бы ответил на ее любовь, и с каждым днем утрачивает веру в себя. И я твердо решился открыться ей. Пусть она отвергнет меня, но она должна понять, что достойна любви, достойна того, чтобы ее домогались, умоляли на коленях.

Тяжело вспоминать о пережитых счастливых днях. Поэтому я не буду говорить подробно. Скажу только, что Ахура не отвергла мою любовь. Более того, она была преисполнена такой благодарности ко мне. Я убеждал ее, что ей нет равных, но она лишь качала милой своей черноволосой головкой и смотрела на меня с неизбывной нежностью. Она доверчиво и безоглядно отдалась мне, она щедро вознаградила меня за ту любовь, что я принес к ее ногам. До нее я не знал женщины, а она не знала мужчины.

Я перестал опасаться Марйеба, я доверился ему и он был рад за меня. Он предложил мне обо всем рассказать своему отцу Неферкептаху, правителю острова, чтобы тот стал моим сватом. Мы с Марйебом так и сделали. Неферкептах сам попросил у отца Ахуры руки его дочери для меня. Семья Ахуры охотно согласилась породниться с моей семьей, мы были люди примерно одинакового достатка и во дворце не последние, хоть и не принадлежали к числу ближних советников правителя. Отец Ахуры собирался дать за ней богатое приданое. Свадьбу решили сыграть после моего возвращения.

Вы знаете, что женой Неферкептаха и матерью Марйеба была арфистка, изображенная на одной из стен древней гробницы. Она не походила на женщин Египта. Лицо у нее было светлее наших лиц, и волосы светлые и вьющиеся, и глаза не темные, а зеленоватые. Ми во многом был похож на нее. Она часто рассказывала ему о своей родине далеко за морями. Там, в греческих землях она родилась, а в Египет ее привез как рабыню торговец, мать продала ее в неурожайную осень. Но по происхождению они были не греки, а тракийцы. И вот Марйеб решил отправиться в путешествие за моря, увидеть родину матери, поучиться у тамошних жрецов. Но тут имелось одно препятствие. Никто из оживших изображений со стен гробницы и никто из их потомков не мог покинуть остров. К нам приплывало много кораблей, но те из нас, которые намеревались покинуть остров не могли подняться ни на один корабль. Словно какая-то сила невидимая и неведомая удерживала их. Какая-то воздушная неодолимая преграда. Зато разные другие люди часто селились на нашем острове, иной раз покидали его навсегда, иной раз возвращались. Если эти люди вступали в брак в кем-нибудь из оживших изображений или их детей и внуков, то потомство подобных супружеских пар уже могло свободно оставлять остров. Неферкептах полагал, что все его подданные должны пользоваться равной свободой. Он часто молил богов о том, чтобы ожившим изображениям и их потомкам была дарована эта возможность покидать остров, если они того пожелают, но боги оставались глухи к его мольбам. Тогда он понял, что есть в мире многое, желанное человеку, но невозможное к исполнению. И он попросил у богов прощения и перестал им докучать этой просьбой.