В регистратуре - [91]

— Ну и ну! Ты что, пьян? А ты знаешь, кем еще станет Ивица? Тут, в вашей дыре, он или пиликал бы с тобой на басе по мужицким свадьбам, или в навозе копался бы, или конокрадом стал бы, как Михо! А на что человеку деньги? Он не умеет ни сам ими насладиться, ни другому дать насладиться. А того не ведаешь, простая душа, мой музыкант, что если б тебя бросить с мешком золота в пустыне, где никого и ничего нет, ты б на этом своем мешке копыта откинул! А Ивица, он будет яристом… Знаешь ли ты, несчастный музыкантишка, что это за птица — ярист? Спроси нашего благодетеля, они были великим жупаном! А почему б нашему Ивице не стать когда-нибудь жупаном? А? Тогда и я, и ты будем его слугами, а этих конокрадов, цыганского торгаша Михо, богача Медонича он велит высечь. Вот тогда они узнают, что такое настоящие господа!

— Ну, ладно, ладно! Дал бы бог! Только долго, долго все это тянется, — чесал за ухом музыкант, довольно ухмыляясь.

Длинная Ката мчалась от святой мессы домой со своими детьми, словно за ней черти гнались, не думая ни о Михо, ни о коротыше Канонике, ни о будущей снохе Юсте.

Михо и Юста шли впереди, а за ними Каноник и газда Медонич со своей пышной Маргаритой, которая для праздника разоделась и разукрасилась так, что глаза молодых парней загорались при виде ее куда больше, чем при виде ее дочери Юсты.

Маргарита была сегодня не в духе, какая-то усталая и нехотя, коротко, едко отвечала и Канонику, и своему супругу Медоничу.

Позади всех медленно брел красивый сильный парень, слуга Медонича, Стипе. Он нарочно замедлял шаг, не желая догонять выступавшее впереди высокое общество.

Маргарита вытирала красным шелковым платком то левую щеку, то правую и незаметно, быстрее молнии, оглядывалась на Стипе, мгновенно лицо ее заливала непонятная краска, также мгновенно переходившая в бледность… Трудно было разобрать, что это — удивление, греховная тайна или гнев…

Вдруг Маргарита остановилась и закричала своему супругу:

— Никола! Ты только полюбуйся на этого красавчика Стипе, плетется сзади, словно он хозяин, а мы слуги! Ну-ка прикажи ему поторапливаться — дом-то без присмотра остался! Или он так и будет с нами вместе ходить и к столу, и к мессе? Ноги у него, слава богу, сильные, крепкие, как у жеребца, мог бы и быстрее двигаться!

— Оставь его, Маргарита, в покое! Пасха сегодня, пусть и он почувствует праздник! Раньше нас придет или позже, дом ему не спасти, коли что с ним стряслось, и не загубить, коли до сих пор беда обошла.

— Вот ты всегда так! Тебе бы только языком болтать! — Маргарита резко повернулась, пропустила Каноника вперед и, оказавшись сзади, с дьявольским лукавством подмигнула Стипе и с напускной злобой завизжала: — Чего это ты переваливаешься с ноги на ногу, словно по орехам идешь? Самый молодой из нас, сильный, а ковыляешь, будто тебе в каждую пятку по гвоздю вбили!

— Ну ты, хозяюшка, взялась за меня, какой крик подняла! — бормотал парень, приближаясь к Маргарите и окидывая ее с головы до ног жарким взглядом. — А мне вот хочется сегодня за тобой идти. Ох, раскрасавица! Ни одной девке, ни одной молодке с ней не сравняться… — тихо шептал он, быстро озираясь по сторонам, не слышит ли кто.

Маргарита не отрывала влекущего, задорного, напряженно страстного взора от плечей, груди и всей фигуры парня, а потом глубоко заглянула ему в глаза и засмеялась тихим воркующим смехом:

— Пошел вперед, ломовая лошадь! — приказала она слуге и, мгновенно осмотревшись по сторонам, больно ущипнула его. Тот растерянно пробурчал что-то и быстро зашагал вперед.

— Я хотела ему сказать… да пока не стану… позже, или завтра, если случай выпадет…

— В добрый час, когда пожелаешь, — пробормотал парень, окидывая страстным взглядом ее круглые локти и пышную грудь и тем показывая, что слышал ее шепот.

— Убирайся, чтоб я тебя не видела! — закончила она, сверкнув на него горящими глазами.

— Слушаюсь, слушаюсь, хозяюшка моя! — еще раз оглядел ее Стипе красноречивым взором.

На перекрестке, откуда одна дорога вела к дому Медонича, а другая через небольшую рощицу на холмы коротыша Каноника и музыканта Йожицы, Юста и Михо остановились, отойдя в сторонку и пропуская тех, кто шел за ними. Михо схватил девушку за обе руки, чтобы удержать подольше. Каноник молча прошел мимо них, попрощался с Медоничем, пожелав ему в этот великий праздник божьего благословения, и пробормотал себе под нос:

— Пусть детки поговорят без помехи, пошепчутся, кто им не велит? Ну, коли богатая девка стреляет глазами, значит, дело в шляпе! Пускай, пускай поговорят! Все исполнится в точности, как я задумал. Тогда Михо будет не чета этому зализанному дураку камердиру или полоумному штуденту Ивице!

Медонич тоже прошел мимо, не встряв в разговор молодых людей, Маргарита отстала, перед ней быстро шагал слуга Стипе. Он хмуро надвинулся на молодых и чуть не толкнул девку.

— Эй, лошадник, как там цыгане на белом свете? — прокричал он Михо злобно и насмешливо.

— Тебя ищут, самый для них подходящий товар! — отрезал Михо.

Стипе не ответил и не остановился.

— А вы чего тут застряли? Юста, Юста! Ты что, не знаешь, дома работы полно, хоть сегодня и праздник! Ну-ка, шевелись, не крутись вокруг парня, как кот вокруг горячей каши, обожжешься, поверь слову! Нет, в наше время девушки такими не были, нет! Потому-то все и замуж повыходили. А теперь, прости господи, старых дев больше, чем молодух! — И Маргарита пошла дальше.