В регистратуре - [5]

— Ах ты, разбойник! Гм, гм! Что здесь могло произойти?

Секретарь долго думал, перебирая дело, потом позвонил, вошел писарь.

— Видите дырку в протоколе?

— Мышь! — подобострастно разинул пасть писарь.

— Ну не тигр же, — усмехнулся секретарь. — Вставьте-ка перед ней: «Неверно, отрицаю». Так и вставили новые мозги заместо тех, что сожрал кровопивец. Эх, если б и людям нашли способ возмещать недостаток мозгов столь легко, как делает это наш секретарь суда, вот это было бы изобретение! — на одном дыхании закончил свой рассказ надутый толстячок, тут же вновь грянуло «ура» и «слава», и подбородок у толстячка долго еще трясся и подрагивал.

Регистр довольно прищелкнул языком.

— Ну, в нашем доме ничего подобного вам не угрожает. Регистратор учуял этих людоедов еще за неделю до того, как они собрались посетить наше учреждение. Однажды пробралась четверка в жаканьский поезд, в котором случайно ехал и наш регистратор. И он их тут же учуял, а другим и в голову ничего не пришло. Вечером, расставаясь со мной, он вытащил из долгополого пальто коробочку: «Вот сварил я премудрым гостям кашу, если вздумают навестить нас. Колом в горле встанет». И он, клянусь вам, подсунул им и пирогов, и печенья. Пахло все это диковинно! Я вообще готов был побиться о заклад, что и мы, твари из букв и бумаги, брюхо свое набиваем так же, как и живые млекопитающие. И правда. Стемнело. Долго еще мы болтали да бормотали, старики и молодежь, пока наконец не захрапели. И я впал в какую-то мучительную дремоту: целый день листал меня дряхлый адвокат в желтом парике, то и дело слюнявя пальцы и пачкая мне страницы так, что меня аж затошнило от запаха табачища, которым разило от слюны. Не случись такого, не прихвати меня во сне сумасшедшая икота и изжога, не видать мне собственными глазами эту дивную трагикомедию! Приснилось мне, будто лезет мне в горло своими слюнявыми табачными пальцами старый адвокат, силясь заставить меня проглотить его желтый парик… Очнулся я. И облился весь липким потом, волосы же поднялись дыбом. Акул этих я еще с прежних времен знаю. Явились они и впрямь нагло. Я сразу их вспомнил: те самые, что ехали в жаканьском поезде, и одеты в те же народные одежды, расшитые скребницами и топориками, а усищи — подлиннее, чем у Яноша Хуняди[6].

— Kérem alássan![7] — крикнул старший. Выглядел он жутким обжорой: крохотные ножки из-под пуза едва виднелись. — Что такое? — остановился он, отирая пот и подкручивая пышный свой ус. — Чем это пахнет?

— Красота! Вот как надо встречать гостей!

— А как же! Хорваты — это хорваты, разрази меня гром! Всегда был народ лучше не надо, такой же работящий и почтительный, как и при наших предках восемьсот лет назад. Ну вот, братцы, здесь и поселимся. Запасов тут хватит и для наших эпикурейских желудков, и для наших детей до двадцатого колена. Переселяться в Америку? Как же неосмотрительны некоторые наши либералы! Но что это я разболтался, будто попал на бечкерекскую скупштину ремесленников? Tessék![8] Ух, как чудесно пахнет! Так не благоухали даже хорватские сливы, когда в бозе почивший король Бела[9] за одну веточку жаловал крестьян дворянством. Tessék, родственнички!

И мыши принялись угощаться блюдом, приготовленным нашим регистратором. Гости то и дело бегали отхлебнуть воды из мисочки, поставленной для покойного регистраторского кота Кастора.

— Отменно поели! — с удовольствием вздохнул толстопузый и, первым скинув с себя кафтан, подкрутил усы и принялся так подпрыгивать да притопывать, что затрясся весь дом. За ним пошли в пляс и остальные трое. Однако веселье недолго продолжалось. Вдруг они стали кататься по полу, яростно взвизгивая, и пищать, а затем бросились кусать друг друга.

— Дьявольское зелье! — хрипел почти в беспамятстве толстопузый, в то время как другие безжалостно рвали его и грызли, пока судороги не изогнули несчастного с такой силой, что усы его оказались у самого хвоста. — По-моему, я отправляюсь на тот свет! Ах, так хорошо — и так скоро… — заплакал он.

Вся четверка невероятно раздулась и — околела… Удружил им наш регистратор, угостил на славу! С тех пор их и духу не было! Поэтому да здравствует наш регистратор!

— Ура! Ура! — раздалось в старом доме.

А маленький, одетый в черное человечек давно уже выскочил из стола регистратора. Он спокойно стоял, задумчиво улыбался и, сложив руки за спиной, хладнокровно ждал, когда очередь дойдет и до него. Лишь только господин Регистр закончил свою занимательную историю, человечек два-три раза откашлялся, как это делают неопытные ораторы.

— Ну, а теперь послушаем, — обратился Регистр к рассказчику.

— Вы знаете меня плохо, вернее, совсем не знаете.

— Что за гнилая демократия! Он даже не счел нужным обратиться к нам pleno titulo[10], — возмутилась позади партия стариков.

— Слушаем! Слушаем! — нетерпеливо воскликнули молодые.

Хотя оратор и приостановился, но, похоже, не потому, что его смутили противоречивые возгласы.

— Да, вы меня не знаете, — продолжал он чуть громче, — я и в самом деле не принадлежу к вашему стародавнему дому. Я не состою в ваших рядах, не располагаюсь на ваших почтенных полках. Ну, а коли так, не лучше ли прежде всего объяснить вам, кто я такой. Итак, кто же я?.. Вы только что с такой сердечностью приветствовали нашего регистратора. И, не сомневаюсь, если бы у вас был организм живых созданий, вы бы депутацией с верноподданническими адресами уверяли его в лояльности своего образа мыслей и в своей неизменной преданности.