В регистратуре - [111]

— Аница! Аница! — прошептал школяр. — Она ведь еще девочка! Неужели уже невеста? Это просто невозможно! — удивился Ивица.

— А как же? Девушки, милок, быстро растут, за одну ночь расцветают, да и годы летят! Анице семнадцатый на исходе. Добрая и милая девушка! Она часто к нам заходит, и мать твоя любит ее, как родную! Все о тебе спрашивает, скоро ли ты домой вернешься? А Мартица, она ведь тоже заневестилась, и Дорица так и жмутся к ней, ровно к сестре! Надо же, какая роза расцвела в саду у Каноника! Никого из его детей с ней даже рядом не поставишь!

Музыкант Йожица долго расхваливал соседскую Аницу сыну, а тот задумался и ушел в себя. В сердце у него рождалось тревожное и сладостное чувство, которое захватило всю его душу, все его молодое существо. Он хотел ответить отцу, но горло перехватывало, как только он пытался выдавить из себя хоть слово о соседской Анице.

Отца с сыном догнал пустой господский экипаж; старый кучер, лукаво прищурившись на школяра Ивицу, заладил:

— Эй, барич! Что это как запылились ваши штаны и сапожки, почему б вам не подъехать немного?

— Давай, мы оба сядем! — предложил босоногий Йожица, перекинувший свои «колодки» через плечо.

— Э, куманек, вы уж доберетесь на своих двоих, да вам и не пристало ездить в господской коляске! Садитесь, молодой барин! Лошади сильные и быстрые! Орлы! Дадите грошик-другой старому Виду на ракию — и лады!

— Стойте, мы оба поедем! Согласны? Я без отца не поеду. И скажите, сколько возьмете с нас.

— Вот что! Ну садитесь, по дороге сговоримся!

Отец с сыном уселись на мягкое сиденье, а кучер погнал лошадей так, что ветер в ушах свистел, летели как на пожар.

Начинало смеркаться, когда они прибыли в свои горы.

Лекарство, которое привезли, да и сундучок, обеспечивший еду получше, порядок и чистота, все это матери помогло, и через несколько недель она была здорова.

Ивица никуда не выходил из отцовского дома. Коротыш Каноник, который теперь жил в довольстве и безделье, день и ночь не выпуская изо рта свою трубку, все шнырял вокруг забора Йожицы да вынюхивал, что удерживает школяра Ивицу так долго дома?

* * *

Был поздний вечер, в дальних церквах уже отзвонили, на востоке загорелась полная луна, все больше и больше показывая свой лик, наконец она совсем вышла из-за вершин далеких синих гор, разогнала мрак и осветила холмы и низины, длинной чередой окружавшие дворы музыканта Йожицы и коротыша Каноника.

Ивица в темноте спустился с холма, прошел ложбиной к рощице и долго бродил там по узким тропинкам, погруженный в свои мысли, которых никто не знал и никто бы не отгадал.

Здесь его и застала полная луна. Вдруг он увидел человека, который, раздвигая ветки деревьев, шел по тропинке ему навстречу.

«Женщина!» — тихо произнес он и остановился.

Подойдя ближе, девушка скромно поклонилась и взволнованно шепнула:

— Добрый вечер, сосед!

— Добрый вечер! А чья же ты, что зовешь меня соседом?

— Вы уже не узнаете Аницу? Конечно, где оно, наше детство, когда мы вместе играли и бегали по этим горам? Теперь вы господин, и все позабыли.

— О, Аница! — воскликнул молодой человек, схватив своими белыми, изнеженными руками ее пальцы. Она не отняла их; кроткая и задумчивая, она простодушно смотрела на него своими черными глазами. Они долго молчали, у обоих было приятно и радостно на душе.

— Нет, Аница, я тебя не забыл, нет! Как же ты выросла, боже мой, с той страстной пятницы несколько лет назад, когда я тебя застал на выгоне вместе с моими сестрами и маленьким братом!

И он притянул ее руки к свой груди. Испуганно дрожа, девушка стала их отнимать, на лице ее горел святой огонь волнения и нежданного счастья.

— Ты совсем взрослая, Аница! А что это, я слышал, ты осенью замуж собираешься! А? Милая, не спеши, не надо… слишком рано! Ах! — вздохнул он.

— Какие у вас белые и нежные руки! Пустите, еще оцарапаетесь о мои шершавые и мозолистые! Пустите… Поздно… Я домой побегу… Мне страшно… Добрый Медонич, покойник, всегда гладил меня по лицу и по голове, когда встречал где-нибудь, приходил к нам или я к ним… И с тех пор, как он умер, чуть стемнеет, он у меня в глазах стоит… страшно…

— Погоди, погоди, Аница! Пойдем домой вместе, ведь мы соседи! Но ты так и не ответила на мой вопрос…

— Не ответила? А о чем вы спрашивали?

— Ишь ты, хитрая какая, не помнишь! Ты осенью замуж выходишь? А? И кто же тот парень, что гладит твою милую головку, которую не зря ласкал покойный Медонич? — И школяр Ивица сам нежно, медленно провел рукой по голове и щекам девушки, почувствовав, как они пылают.

— Пустите! — отвела она руки молодого человека. — Никто меня не гладит по голове! Какой парень, я вас не понимаю… Спокойной ночи! — вырвалась она.

— Да пойдем вместе! Что ты, Аница, такая пугливая, как серна… Значит, ты не выйдешь осенью замуж?

— А почему вы так допытываетесь? Вы не смеете даже говорить об этом, коли учитесь на священника!

— А, а! Гляди, какая умница! А кто тебе это сказал?

— Об этом все село говорит.

— Ну зачем повторять то, о чем все село говорит? Почетно стать священником! Но, видишь ли, милая, я не собираюсь учиться на священника! — закусил губу Ивица, душу ему пронзили воспоминания недавнего прошлого. «Бог знает, на кого еще я выучусь!» — подумал он про себя. — Ну, не будем об этом говорить! — махнул головой юноша. — Лучше скажи, Аница, если я к тебе посватаюсь, выйдешь за меня?