В пучине бренного мира. Японское искусство и его коллекционер Сергей Китаев - [28]

Шрифт
Интервал

 Не столь разительные, но все-таки заметные расхождения между китаевской описью и наличными гравюрами есть и применительно к Утамаро (104–70), Тоёкуни (169–31), Ёситоси (450–53) и др. (диптихи и триптихи здесь считаются как единица).

Как мне представляется, эти расхождения имеют своим источником три главные причины: 1) разные принципы подсчета (вероятно, во многих случаях Китаев считал каждую страницу в сброшюрованном издании за отдельную единицу; 2) между составлением Краткой описи и передачей коллекции на хранение в Румянцевский музей Китаев мог продать или подарить какое-то количество вещей; 3) между составлением описи и передачей коллекции в Музей изобразительных искусств спустя восемь лет (которые пришлись на революцию и Гражданскую войну) что-то могло произойти с составом коллекции (к тому можно прибавить еще шесть-семь лет, пока в 1929–1930-х гравюры не были вписаны в инвентарные книги)[140].

Чтобы понять, что случилось с большой и разносторонней коллекцией, следует рассмотреть все три возможности.

Что касается первой, это могло быть справедливо для некоторых, но вряд ли для всех гравюр. В письме Китаева от 15 августа 1916 года говорится: “Из нескольких тысяч гравюр имеется более 2000, из которых каждая, по заграничной справке, стоит от 100–400 марок”[141]. В опубликованном Каталоге фигурируют около 1600 гравюр, включая более сотни тех, что пришли из других источников. Более того, многие из этих гравюр, например в сериях малого формата, или непритязательные суримоно школы Камигата, или поздние копии, – никак не могли быть среди лучших и дорогих двух тысяч. Это намекает на то, что большая часть коллекции исчезла. Другим подтверждением может служить информация в уже упоминавшейся заметке в газете “Ёкохама боэки симпо”: “три тысячи гравюр Утамаро, Кунисады, Тоёкуни, Хокусая и других – всего около восьми тысяч цветных гравюр”[142].

Подтверждением второй причины может служить неожиданное открытие, сделанное мной при выборочном осмотре примерно девяноста гравюр в январе 2007 года. На обороте ксилографии Кацукавы Сюнтё “Три женщины на веранде чайного домика”[143] (ок. 1788–1790. Каталог 2008, № 184, инв. № А.33892) в левом нижнем углу были обнаружены два владельческих клейма (печати) с монограммой СК в обоих.


II-20

Кацукава Сюнтё

Три женщины на веранде чайного домика в районе Синагава. 1788–1790. Художественный музей, Сан-Франциско.

Изображенные красавицы любуются летним праздником, в ходе которого переносной алтарь божества Годзу-тэнно омывали в воде. Действо происходит на заднем плане, в мелких водах залива Эдо.

Katsukawa Shuncho

Three Women at the Veranda of a Tea-house in Shinagawa. 1788–1790. The Art Museum of San-Francisco.


II-21

Оборот гравюры Сюнтё

Справа рука Б. Г. Вороновой, которая описывает обнаруженное клеймо СК. Фото автора.

Reverse side of the Shuncho print

At the right is B. Voronova’s hand describing the just discovered CK stamp. Photo by the author.


II-22

Оборот гравюры Сюнтё

Печать коллекционера. Фото автора.

Reverse side of the Shuncho print

The collector’s stamp CK. Photo by the author.


Наиболее естественно предположить, что это клейма Сергея Китаева. Но, на беду, именно эта гравюра (которая является частью диптиха или триптиха) поступила в 1960-е от Г. Г. Лемлейна. Тем не менее это не отменяет того, что прежним владельцем был Китаев. Старший Лемлейн (или в дореволюционном написании фон Леммлейн), Глеб Александрович, физик Санкт-Петербургской физической обсерватории, жил в 1916 году на Васильевском острове. Гравюра Сюнтё вполне могла к нему попасть от Китаева. Что же до того, что на других девяноста просмотренных листах с однозначно китаевским провенансом клéйма не были замечены, это не значит, что их там нет. Предметом моего основного интереса были суримоно, а они большей частью были наклеены в альбомы, что делало оборотную сторону недоступной. Среди старых российских коллекционеров японской гравюры людей, имеющих инициалы СК, нет (по крайней мере, таковые мне неизвестны). Достаточно фантастическое предположение о том, что буквы могли быть латинскими и принадлежать западному коллекционеру, было досконально проверено. Ни собственная память, ни списки опубликованных владельческих печатей, ни расспросы крупнейших знатоков западных коллекций укиё-э (Джон Карпентер, Нью-Йорк; Таймон Скрич, Лондон; Роджер Киз, Род-Айленд и Йорк; Матти Форрер, Лейден) никаких данных по поводу монограммы СК не выявили – на Западе такого не было. Это позволяет мне считать, пока кто-нибудь на фактическом материале не докажет противного, обнаруженное клеймо личным знаком Сергея Китаева[144].

То обстоятельство, что рассмотренная ксилография Сюнтё попала до 1917 года от Китаева в частные руки, может служить ответом на еще один серьезный вопрос: почему состояние немалого количества листов в музейном собрании в настоящее время отнюдь не образцовое – с выцветшими красками, пожелтевшей и покоробленной бумагой? Сам Китаев писал о прекрасной сохранности своих вещей. Хорошее состояние гравюры Сюнтё (есть незначительный фоксинг – пара бурых пятен, но в остальном чистая бумага и свежие цвета) говорит о том, что за ней был правильный индивидуальный уход, и она не лежала много лет в ящиках в сырых подвалах, и ее не вытаскивали сушить на солнышке после тяжелой зимы времени военного коммунизма или иного катаклизма в старом здании Румянцевского музея. Приемная опись китаевской коллекции в Музее изобразительных искусств содержит пометы типа такой: “№ 7 / 5630. Красный ярлычок № 40. Альбомы с гравюрами и рисунками. Обнаружено присутствие червей. Несколько альбомов испорчено”


Рекомендуем почитать
Past discontinuous. Фрагменты реставрации

По мере утраты веры в будущее и роста неопределенности в настоящем возрастают политическое значение и общественная ценность прошлого. Наряду с двумя магистральными дискурсами – историей и памятью – существует еще третья форма трансмиссии и существования прошлого в настоящем. Ирина Сандомирская предлагает для этой категории понятие реставрации. ее книга исследует реставрацию как область практического и стратегического действия, связанно гос манипуляциями над материальностью и ценностью конкретных артефактов прошлого, а также обогащением их символической и материальной ценностью в настоящем.


Мир чеченцев. XIX век

В монографии впервые представлено всеобъемлющее обозрение жизни чеченцев во второй половине XIX столетия, во всех ее проявлениях. Становление мирной жизни чеченцев после завершения кровопролитной Кавказской войны актуально в настоящее время как никогда ранее. В книге показан внутренний мир чеченского народа: от домашнего уклада и спорта до высших проявлений духовного развития нации. Представлен взгляд чеченцев на внешний мир, отношения с соседними народами, властью, государствами (Имаматом Шамиля, Российской Империей, Османской Портой). Исследование основано на широком круге источников и научных материалов, которые насчитывают более 1500 единиц. Книга предназначена для широкого круга читателей.


Провинциализируя Европу

В своей книге, ставшей частью канонического списка литературы по постколониальной теории, Дипеш Чакрабарти отрицает саму возможность любого канона. Он предлагает критику европоцентризма с позиций, которые многим покажутся европоцентричными. Чакрабарти подчеркивает, что разговор как об освобождении от господства капитала, так и о борьбе за расовое и тендерное равноправие, возможен только с позиций историцизма. Такой взгляд на историю – наследие Просвещения, и от него нельзя отказаться, не отбросив самой идеи социального прогресса.


Тысячеликая мать. Этюды о матрилинейности и женских образах в мифологии

В настоящей монографии представлен ряд очерков, связанных общей идеей культурной диффузии ранних форм земледелия и животноводства, социальной организации и идеологии. Книга основана на обширных этнографических, археологических, фольклорных и лингвистических материалах. Используются также данные молекулярной генетики и палеоантропологии. Теоретическая позиция автора и способы его рассуждений весьма оригинальны, а изложение отличается живостью, прямотой и доходчивостью. Книга будет интересна как специалистам – антропологам, этнологам, историкам, фольклористам и лингвистам, так и широкому кругу читателей, интересующихся древнейшим прошлым человечества и культурой бесписьменных, безгосударственных обществ.


Гоголь и географическое воображение романтизма

В 1831 году состоялась первая публикация статьи Н. В. Гоголя «Несколько мыслей о преподавании детям географии». Поднятая в ней тема много значила для автора «Мертвых душ» – известно, что он задумывал написать целую книгу о географии России. Подробные географические описания, выдержанные в духе научных трудов первой половины XIX века, встречаются и в художественных произведениях Гоголя. Именно на годы жизни писателя пришлось зарождение географии как науки, причем она подпитывалась идеями немецкого романтизма, а ее методология строилась по образцам художественного пейзажа.


Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.