В прорыв идут штрафные батальоны - [34]
— Не маршала, а изменника Родины и агента иностранной разведки, — блеклым голосом возразил Титовец, так что непонятно было, говорит он искренне или маскирует таким образом обиду за легендарного командарма.
— Если командование батальона доверит вам взвод, оправдаете доверие?
— Какой взвод? Кто мне его доверит? Я же вам говорю, что осужден за антиправительственную деятельность. Понимаете?
— У меня командир первого взвода идет под трибунал. Нужна замена. Вы подходите.
— Простите. Вы кто по званию?
— Капитан. Пехота.
— Не стоит, капитан. Пособничество врагу народа может для вас плохо кончиться. Зачем вам осложнять свою жизнь.
— И все-таки. Я докладывал о вас командиру батальона. Временно исполняющим обязанности — пойдете?
— Ну, если вопрос ставится таким образом — буду рад.
— Хорошо. Ровно через час встречаемся в первом взводе. Я вас представлю и введу в курс дела. Дел у нас невпроворот.
Вполне искренней и правдоподобной показалась Павлу и исповедь Закурдяева. Рассказал, что в сентябре сорок первого армия попала в окружение под Киевом. Приказ прорываться к своим. Мелкими группами. А ни гранат, ни патронов уже не осталось. С оружием и безоружные. Поначалу повезло. Километров на сорок от Днепра отошли, не встречая фашистов. Утром наведались в село с намерением подкрепиться чем можно. А немцы — вот они. Целая колонна автомашин с солдатами в село втянулась. Кинулись по хлевам кур ловить, яйца собирать. Там и троих красноармейцев с командиром прихватили. Вначале был лагерь под Дарницей, затем, месяца через три, уже зимой, в Днепропетровске оказался. Невероятная скученность, голод, холод валили людей валом. Штабеля из трупов стояли переметенные снегом.
— В определении по делу написано, что вы освобождены из лагеря самими фашистами. Не понимаю. Не слышал, чтобы немцы советских военнопленных из лагерей по доброй воле освобождали. Тем более командиров.
— Освобождали, только не всех. Однажды в лагерь какая-то комиссия прибыла, стали освобождать лиц украинской национальности. Я по-украински хорошо говорю. У меня дед с бабкой по материнской линии — переселенцы с Черниговщины. Документы у мертвого солдата взял. Да они тогда не особенно проверяли. Пленных девать некуда было. Работать устроился шофером при госпитале. Раненых фрицев с вокзала перевозил. Кормили сносно, курево вволю. За это и срок получил.
Легкость, с которой Закурдяев говорил о своей работе на немцев, точно речь шла о переходе с одного места работы на другое, а вовсе не о позорном деянии, граничащем с изменой Родине, Колычеву не понравилась. Павел попытался представить себя на месте Закурдяева, в роли прислужника фашистов, и не смог. Любое сотрудничанье с врагом для него лично — иудин грех. Невозможно ни при каких условиях.
— А воевать как думаешь?
— Как все.
— Как все — это не для штрафного батальона. У нас, к сожалению, по-всякому случается.
— Во всяком случае, в плен не сдамся. Лучше смерть на месте, чем медленная подыхаловка.
Закурдяева Павел, хоть и не без внутреннего сопротивления, посчитал возможным числить в резерве на замещение должностей командиров отделений. А вот Шкаленко — гниль. Мало того, что патологический трус, но еще и назойливо лебезящая, крайне неприятная личность. Суетливый, добровольно унижающийся лакей, с восторженной благодарностью опережающий любой посыл, исходящий от повелевающей руки. Всегда готов вываляться в пыли и вылизать то место, на которое укажет хозяин-барин. Колычев еще только руку в карман за сигаретами запустил, а он уж с коробком спичек наготове застыл.
— Не получал я повесток, гражданин командир роты. Понимаете, какая несправедливость… Ждал, ждал, а их все нет. Дай, думаю, хоть дровишек семье на зиму заготовлю. Поехал к куму в село, да там и приболел. В больницу не взяли — мест нет. Кум меня на покосы вывез. Там бабка одна была, травками лечила. Только не помогли травки-то. Хуже мне стало. А тут заградчики прочес делали, нашли меня, как вроде от мобилизации уклоняющегося. А я им и сегодня благодарен. Хоть в больницу попал…
— Ну и что в больнице?
— А что в больнице? — Шкаленко пригорюнился. — Хороших врачей всех по госпиталям разобрали, одна бестолочь осталась. Так и не смогли правильный диагноз поставить…
— Похоже, правильный диагноз вам трибунал поставил. Правильно я вас понимаю, Шкаленко? — с нескрываемой издевкой вопросил Павел. — Штрафной санаторий для полного излечения вам прописал, да?!
— Зачем вы так, гражданин ротный, — обиделся Шкаленко. — Я правду вам говорю. Мне и в трибунале сказали, что по состоянию здоровья, может, должность писаря при штабе найдется, как я лейтенант запаса, грамотный, или санитаром, раненых в госпиталь сопровождать. Не поможете? — он выжидательно прищурился.
«Молодец! На ходу подошвы режет!» — восхитился про себя Павел, настраиваясь на волну уничижительной, обструкционной приподнятости.
— Опоздали, Шкаленко. Свято место пусто не бывает. А о лейтенантском звании забыть надо, с вашей болезнью оно несовместимо.
— А вы меня к себе возьмите, — намеренно не замечая иронии, оживился Шкаленко. — Поставьте постоянным дежурным в землянке. Мало ли какие разговорчики между собой штрафники ведут. И вас ругают, и угрозы бывают. И на советскую власть клевету пускают, а вы все знать будете. Вот, к примеру, сегодня утром взводный втихаря у блатняков самогонкой опохмелялся, а Ракитин, ну тот, что его поил, на вас ругался. Ротный, говорил, сам вчера зэком был, а сегодня нас под расстрел сдает. Сволочью обзывался и грозился вас на перо поставить.
В штабных документах штрафников именуют «переменным составом», а сами они окрестили себя «НЕВОЛЬНИКАМИ ВОЙНЫ». Их штрафбат по численности равен стрелковому полку, но «штрафные полки и дивизии создавать нельзя — что тогда о Красной Армии подумают? Ну а батальоны — куда ни шло. Они и у немцев есть…» В бою у них один приказ: только вперед! любой ценой! не считаясь с потерями! Пусть после каждой атаки в строю остается меньше половины «переменного состава» — «война все спишет!».Книга основана на реальных событиях, участником которых был Юрий Сергеевич Погребов, сам воевавший в штрафбате.
Над романом «Привал на Эльбе» П. Елисеев работал двенадцать лет. В основу произведения положены фронтовые и послевоенные события, участником которых являлся и автор романа.
Проза эта насквозь пародийна, но сквозь страницы прорастает что-то новое, ни на что не похожее. Действие происходит в стране, где мучаются собой люди с узнаваемыми доморощенными фамилиями, но границы этой страны надмирны. Мир Рагозина полон осязаемых деталей, битком набит запахами, реален до рези в глазах, но неузнаваем. Полный набор известных мировых сюжетов в наличии, но они прокручиваются на месте, как гайки с сорванной резьбой. Традиционные литценности рассыпаются, превращаются в труху… Это очень озорная проза.
Вернувшись домой после боевых действий в Чечне, наши офицеры и солдаты на вопрос «Как там, на войне?» больше молчат или мрачно отшучиваются, ведь война — всегда боль душевная, физическая, и сражавшиеся с регулярной дудаевской армией, ичкерийскими террористами, боевиками российские воины не хотят травмировать родных своими переживаниями. Чтобы смысл внутренней жизни и боевой работы тех, кто воевал в Чечне, стал понятнее их женам, сестрам, родителям, писатель Виталий Носков назвал свою документальнохудожественную книгу «Спецназ.
К 60-летию Вооруженных Сил СССР. Повесть об авиаторах, мужественно сражавшихся в годы Великой Отечественной войны в Заполярье. Ее автор — участник событий, военком и командир эскадрильи. В книге ярко показаны интернациональная миссия советского народа, дружба советских людей с норвежскими патриотами.
Заложник – это человек, который находится во власти преступников. Сказанное не значит, что он вообще лишен возможности бороться за благополучное разрешение той ситуации, в которой оказался. Напротив, от его поведения зависит многое. Выбор правильной линии поведения требует наличия соответствующих знаний. Таковыми должны обладать потенциальные жертвы террористических актов и захвата помещений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новый скорострельный боевик от автора бестселлеров «Фронтовик. Без пощады!» и «Фронтовик стреляет наповал».Вернувшись с Великой Отечественной, войсковой разведчик становится лучшим опером легендарного МУРа.На фронте он не раз брал «языков», но «на гражданке» предпочитает не задерживать бандитов и убийц, а стрелять на поражение.Только-только справились с послевоенным разгулом преступности, как умирает товарищ Сталин, объявлена амнистия, но не политическим, а уголовникам, из лагерей выпускают тысячи воров, грабителей, насильников.«Холодное лето 1953 года» будет жарким.А значит – Фронтовику снова идти в бой.Он стал снайпером еще на передовой.На его боевом счету уже более сотни нелюдей – гитлеровцев и урок.Его верный ТТ не знает промаха!
Новый фронтовой боевик от автора бестселлера «Пограничники Берии»! Новые подвиги «зеленых фуражек», выживших в отчаянных боях 22 июня 1941 года. Их осталось совсем немного – один из ста, – но каждый из них стоит целого взвода Спецназа.И теперь у бывших пограничников новый командир – легендарный «гений диверсий» Павел Судоплатов – и новое задание: возглавить разведывательно-диверсионный отряд, заброшенный в глубокий немецкий тыл, чтобы рвать вражеские коммуникации, пускать под откос воинские эшелоны, жечь автоколонны с боеприпасами, а главное – уничтожить железнодорожный мост, жизненно необходимый Вермахту для наступления на Сталинград.Этот стратегический объект под надежной охраной, и первая атака заканчивается провалом и тяжелыми потерями.
НОВЫЙ убойный боевик от автора бестселлера «Фронтовик. Без пощады!».Новые расследования операфронтовика по прозвищу Стрелок.Вернувшись домой после Победы, бывший войсковой разведчик объявляет войну бандитам и убийцам.Он всегда стреляет на поражение.Он «мочит» урок без угрызений совести.Он сражается против уголовников, как против гитлеровцев на фронте, – без пощады, без срока давности, без дурацкого «милосердия».Это наш «самый гуманный суд» дает за ограбление всего 3 года, за изнасилование – 5 лет, за убийство – от 3 до 10.
Вернувшись с фронта домой и поступив на службу в милицию, бывший войсковой разведчик осознает, что он снова на передовой, только война идет уже не с гитлеровскими захватчиками, а против уголовного отребья.Пока фронтовики проливали кровь за Родину, в тылу расплодилась бандитская нечисть вроде пресловутой «Черной кошки», на руках масса трофейного оружия, повсюду гремят выстрелы и бесчинствуют шайки. А значит – никакой пощады преступникам! Никаких интеллигентских соплей и слюнявого гуманизма! Какая, к черту, «эра милосердия»! Какие «права человека»! Вор должен сидеть в тюрьме, а убийца – лежать в могиле! У грабителя только одно право – получить пулю в лоб!И опер-фронтовик из «убойного отдела» начинает отстреливать урок как бешеных собак.