В постели с тираном 2. Опасные связи - [71]

Хадижа приезжает в октябре 1978 года в квартиру в Кашане, а затем едет к мужу в его новую штаб-квартиру в городке Нофль-ле-Шато. Один из тех, кому довелось в этой квартире побывать, кратко описывает ее внутреннее убранство следующим образом: «В главной комнате имелись деревенская печь и швейцарские стенные часы с кукушкой, которые давным-давно не работали. Обои в бледный цветок и темно-красные шторы, освещенные тусклой лампочкой, – вот и все, что было в этом незатейливом интерьере»[182].

Семейная жизнь Рухоллы и Хадижи мало-помалу возвращается в свое привычное русло. Они живут, огороженные от той шумихи, которую вызвал их приезд сюда: ставни на окнах их особняка всегда закрыты. Хадижа выступает в роли самой настоящей домохозяйки, терпеливо готовя чай для десятков приверженцев ее мужа, которые постоянно толкутся в этом доме и называют ее теперь «Кодси», что является сокращением от «Кодс-е Иран» и означает «мать Ирана». Поскольку Рухолла категорически отказывается есть какую-либо французскую пищу, она готовит ему и его «воинству» национальное блюдо, которое представляет собой пюре из турецкого гороха и картофеля, помещенное в душистый бульон. Хадижа постоянно крутится у двух предметов современной бытовой техники – газовой плиты и стиральной машины.

Однако Рухолла не хочет, чтобы только на плечи супруги падала тяжесть обслуживания этого «революционного гнезда», в котором замышляют свергнуть иранского шаха. Как-то она замечает, что ее педантичный муж уж слишком долго находится в недавно отремонтированном и переоборудованном на турецкий лад туалете. Четверть часа спустя она видит, как он выходит с засученными рукавами и с ведром в руке. Когда она устремляется к нему навстречу, чтобы помочь ему опорожнить и вымыть это ведро, он заявляет: «Люди, которые приходят сюда и пользуются здесь туалетом, – мои гости, и это мой долг – помогать тебе поддерживать везде чистоту»[183].

Вообще-то Хадиже и в самом деле приходится прилагать немало усилий, чтобы поддерживать порядок в особняке. Здесь развернута весьма бурная деятельность. Дом не пустеет даже ночью. Сейчас, в октябре, когда еще тепло, телохранители и боевики аятоллы спят вповалку прямо на полу в гостиной. Командный пункт в городке Нофль-ле-Шато, по изначальному замыслу, должен был вмещать не более двенадцати человек. Однако вскоре – после прибытия из Тегерана пятидесяти телохранителей – маленький особнячок переполняется. Помещения используются по максимуму, и в одном из них – примыкающем к кабинету аятоллы – даже размещается импровизированная школа для племянников и внуков Рухоллы и Хадижи. Однако после того как по заказу аятоллы местная телефонная компания устанавливает в особняке шесть телефонов и два телекса, проводить занятия и предаваться размышлениям под беспрестанные телефонные звонки становится трудно. Поэтому Рухолла использует в качестве импровизированной мечети находящийся напротив его особняка сине-белый полосатый шатер цирка шапито, в котором уже давно не проводят представления.

Подношения приверженцев аятоллы и иранской диаспоры вскоре позволяют Хадиже перебраться в более спокойное место: чета Хомейни снимает находящийся рядышком с особняком коттедж, чтобы им и их детям можно было обрести немного покоя. Рухолла как никогда раньше рассчитывает на то, что его суровость и педантичность не позволят ему поддаться влиянию того хаоса, который он сам и посеял: движение сопротивления власти шаха приобретает в Иране огромные масштабы и становится неконтролируемым. Пунктуальность аятоллы, доведенная до крайности, является объектом шуточек сотрудников французских спецслужб, которым поручено обеспечивать безопасность имама. Если у них появляются сомнения насчет того, правильно ли идут часы, они могут проверить это, следя за аятоллой, который выходит из дому и вообще совершает те или иные ежедневные процедуры строго в определенное время – минута в минуту.

Данный период бурной деятельности в чуждой аятолле зарубежной столице все-таки внесет кое-какие изменения в уклад жизни весьма консервативной четы Хомейни. Определенное любопытство, которое вызвал у Рухоллы и Хадижи окружающий их незнакомый мир, подтолкнет иранцев к кое-каким – не очень-то характерным для них – вольностям.

Однажды вечером Рухолле приходит в голову удрать от окружающих его многочисленных охранников и журналистов и прогуляться в одиночку по городку Нофль-ле-Шато, названия которого он еще ни разу не произносил. Этот человек, проехавший с опущенными глазами все расстояние от аэропорта до своей квартиры, чтобы не поддаться «соблазнам Запада», выскальзывает из особняка и отправляется на прогулку по ночному городку, воспользовавшись тем, что телохранители и дежурящие перед особняком французские полицейские на что-то отвлеклись. Телохранители и полицейские, в конце концов заметив, что Хомейни куда-то запропал, поспешно прерывают развлекательную прогулку аятоллы.

Для жителей городишка это была отнюдь не единственная возможность наблюдать молчаливого имама. Началась зима, и приближается Рождество. Рухолла в качестве извинения за то, что он и его приверженцы своим появлением в городке нарушили его тихую и размеренную жизнь, решает преподнести местным детям рождественские подарки. Возле нарядной ели дети видят щедрого старика с большой белой бородой, однако это никакой не Пер Ноэль (французский аналог Санта-Клауса), пусть даже окружающие его переводчики и утверждают обратное.