В постели с тираном 2. Опасные связи - [69]

По Тегерану ходят слухи, что Мустафу убили сотрудники САВАК, и это вызывает симпатии к его отцу со стороны многих людей. Сочувствие находит свое отражение в спонтанных манифестациях, которые проходят по всему Ирану. Хомейни получает по спецпочте репортажи, фотографии, аудиозаписи, молитвы и видеозаписи, на которых толпы людей, воспользовавшись данным поводом, собираются на улицах и бросают вызов правоохранительным органам. Рухолла понимает, что он вновь представляет угрозу для власти шаха и большинство оппозиционеров теперь воспринимают его как лидера всех разобщенных движений, выступающих против «Царя царей». У старой акулы снова появились зубы.

Саддам – сосед, который желает добра

Тегеран, сентябрь 1978 года.

Самолет «Боинг» авиакомпании «Иракские авиалинии», садясь на взлетно-посадочную полосу международного аэропорта иранской столицы, поднимает облачко пыли. Появление авиалайнера провоцирует множество вопросов. Его единственному пассажиру поручено выполнить миссию, которая определит судьбу всего региона. Барзан Тикрити, брат Саддама Хусейна и глава иракской службы безопасности, – первый иракский чиновник, посещающий эту страну за прошедшие несколько десятков лет. Саддам, который вот-вот станет абсолютным хозяином Ирака, желает решить очень важную проблему Ирака и Ирана, а именно избавить страны от «фанатика» Хомейни, угрожающего как трону шаха, так и молодой иракской республике.

Барзана немедленно берут под опеку агенты шаха: они везут его через ночной Тегеран в шахский дворец «Ниараван». Дворец этот уже не тот, каким бывал раньше во время официальных приемов. Это скорее осажденная крепость, поскольку здание погружено в темноту: сторонники Хомейни перерезали по его требованию провода по всей столице, чем вызвали немалый гнев шаха. Однако особой помпезности для того, чтобы передать послание Саддама, вовсе и не требуется: «Пусть Его Величество стоит на своем, а уж иракские власти сделают все, что в их силах, для того, чтобы ему помочь». Барзан дает шаху понять, что единственно возможным решением проблемы является физическое устранение аятоллы и что для этого нужно всего лишь его, шаха, согласие. «Мы ответили отказом, полагая, что иначе его начнут считать мучеником»[175], – вспоминает Фарах Диба, супруга шаха. Саддам прекрасно понимает, что Хомейни вполне может стать в будущем хозяином Ирана, и его очень пугают политические проекты аятоллы: «Сукин сын! У Хомейни есть план, он хочет объединить шиитов Ирана, Сирии и Ливана и тем самым взять меня в кольцо! Он хочет взорвать мир суннитов! Неизвестно, к чему это может привести. Я не знаю, куда мы катимся», – говорит Саддам в ту пору одному из своих архитекторов – Фавзи Чалхубу[176].

Когда руководитель иранских спецслужб приносит Хомейни письменный отчет об операции, осуществляемой против него Саддамом, тот реагирует совершенно неожиданным образом: он просто берет листок, на котором написан отчет, переворачивает его и пишет на обратной стороне листка стихотворение. Десять четверостиший весьма мистического содержания – вот и весь ответ Хомейни человеку, спрашивающему у него, какие ответные меры следует принять против Саддама[177].

А вот Саддам Хусейн отнюдь не отличается выдержкой. Он знает, что аятолла, пребывая в Эн-Наджафе, является подстрекателем различных шаек, которые, действуя скрытно, сеют хаос по всему Ирану. Уже более года антишахская оппозиция сплачивается вокруг Хомейни после манифестаций, спровоцированных известием о смерти его сына Мустафы. Эта смерть не только приносит горе матери умершего, но и предоставляет хороший шанс семидесятишестилетнему политику, который видит, что узкая дорога перед ним наконец начала расширяться. Толпа сделала из Мустафы мученика, а из Хомейни – лидера «партизанской войны», которая началась в иранских городах.

Месяцем раньше, 19 августа, в фешенебельном кинотеатре «Рекс» богатого нефтяного города Абадан демонстрируют документальный фильм, посвященный шаху, а затем – художественный фильм, снятый популярным в те времена иранским кинорежиссером. Зрители – а их тысяча человек – посреди сеанса замечают, что в здании начался пожар, распространяющийся с молниеносной скоростью. Буквально через несколько секунд весь зал охвачен пламенем. Все бросаются к выходу, однако, к своему ужасу, обнаруживают, что все заперто. Вышибить двери не удается. Пожарные, которых поставили в известность о бедствии с некоторым опозданием, через пятнадцать минут приезжают на место, но ничего не могут сделать: в водопроводах Абадана нет воды, поскольку все рабочие системы водопроводов объявили по указанию Хомейни забастовку. Наконец пожарные пробиваются в пылающее здание, но спасти удается только половину зрителей: в пожаре гибнут 477 человек. Через несколько часов после несчастья Хомейни публикует коммюнике: «В этом бесчеловечном и противоречащем законам ислама акте, конечно, нельзя обвинять противников шаха. А уже появились кое-какие признаки того, что в этом злодеянии могут обвинить исламское движение». Существующие в Иране и противоборствующие друг с другом революционные движения всячески пытаются снять с себя подозрения и свалить вину на своих соперников. Подозрение падает прежде всего на Хомейни. Тот защищается и оправдывается так яростно, что даже начинает обвинять в этом поджоге официальные власти. Коммунистическая партия Ирана использует данное обвинение для того, чтобы присоединиться к Хомейни, намереваясь воспользоваться в своих целях назревающей в стране нестабильностью.