В постели с Президентом - [121]

Шрифт
Интервал

Какой неприятный у него голос — сладкий такой баритон.

Роберт был слишком слаб, чтобы рассердиться.

— Может, сделаете мне укол, — сказал он. — Если я едва смогу стоять, а в глазах будет мутно — мне все равно. Все, что мне нужно — чтобы очистилась носоглотка и уменьшилась головная боль.

— Это вам не поможет, — заметил доктор, все больше радуясь. — Сегодняшнее сборище для вас, очевидно, очень важно. Вам нужно быть к нему полностью готовым. Если вы не готовы, было бы проще просто его отменить. Понятно? Кроме того, если вы отмените сегодняшнюю встречу, это поможет вам сохранить лицо. Как поживает ваша сестра?

— О чем это вы? — спросил Роберт, пытаясь раздражиться. Не получилось.

— Не обращайте внимания, — весело сказал Доктор Левайн, убирая термометр и делая какие-то пометки в блокноте. — Я просто поддерживаю разговор. Не хотите говорить о сестре — ничего страшного.

— Сохранить лицо. Вы что-то сказали по этому поводу.

— А, вы об этом. Что ж, предполагаю, что вы рассчитывали извиниться перед публикой за недавнюю речь, в которой вы упомянули… кое-что. Вы сказали, например, что у политиков нет выбора, как только врать целый день, поскольку избиратели именно этого от них и ждут. Вы сказали, что это неправильно. Вы сказали, что христианство есть единственный выход из тупика, для мира и для страны, или что-то в этом роде.

— Вы это слышали? — удивился Роберт. Ему показалось, что он чувствует себя лучше. — Где вы могли это слышать? В прессу ничего не попало. Я погорячился, конечно, признаю. И тем не менее я не…

— Теперь вы скажете, что вовсе не это имели в виду.

Резкость этого замечания, и особенно легкомысленный тон доктора, прозвучали оскорбительно.

— Занимайтесь-ка лучше медициной, — сказал Роберт недовольным тоном.

— Медициной? Вы и в медицине разбираетесь?

— Доктор! — Роберт сел в постели. — Вы что, не видите, что мне больно? Хватит! Черт…

— Вижу, — сказал доктор вставая и открывая чемоданчик, и выписывая рецепт. — Меня просто удивило… это ваше мнение. Так все таки — христианство единственный выход, или нет? Скажите.

— О небо, — сказал устало Роберт. — Доктор, не это мне сейчас нужно. Правда. Занимайтесь своим делом, а я буду заниматься своим.

Доктор посмотрел на окно.

— Хороший вид.

Роберт молчал. В какой-то момент он вдруг почувствовал себя абсолютно здоровым. Странно.

— От гриппа я бы мог вас избавить, — сказал доктор, заговорщически подмигивая.

— Послушайте, — сказал Роберт, прикидывая, не станет ли ему резко плохо, если он попытается вылезти из постели. — Я имею право на убеждения.

— Никто и не говорит, что не имеете, по крайней мере, не говорит открыто, — заметил Доктор Левайн. — Большинство людей хочет быть со всеми хорошими.

Роберт снова сел в постели. Голова ясная. Он прекрасно себя чувствовал.

— Мне лучше, — сказал он.

— Правда? — Доктор Левайн внимательно на него посмотрел. — Проверим. — Он снова потрогал пульс Роберта. — Что сказать, — сказал он. — Чудо.

Роберт почувствовал прилив суеверного ужаса. Мы ведь ничего не знаем. А вдруг что-то из того, что я сказал этому дураку, важно? Не мне, не ему, но кому-то там, наверху?

— То, что я сказал в той речи, я сказал честно, — ровным голосом произнес Роберт. — Может, это было политическое самоубийство, но что думал, то и сказал. Вы не религиозны, не так ли? Я тоже не религиозен, во всяком случае, не очень. Но я верующий. Это, по-вашему, плохо? Неправильно? И вообще — какое вам дело до всего этого?

— Почему бы вам не уйти из политики? — предложил невыносимый доктор, улыбаясь почти ласково. — Напишите книгу, или еще что-нибудь.

— Что происходит? — спросил Роберт, прикладывая руку ко лбу. — Я здоров. Совершенно здоров.

Он проглотил слюну. Не больно. Носоглотка чистая. Это — знак? Доктор что-то записал в блокноте. Вот же кретин. Только что произошло чудо, а он думает только о своих дурацких записях и оплате. Роберту пришло в голову, что, наверное, так оно и должно быть — чудеса нельзя анализировать, иначе они перестанут быть чудесами. Во всяком случае, их перестанут таковыми считать.

— Что ж, очень рад, — сказал Доктор Левайн. — Это бывает иногда. Внезапно иммунная система усиливает сопротивление, и все проходит. На вашем месте я бы все равно получил бы лекарство вот по этому рецепту, а также выпил бы большое количество куриного бульона и много воды или чаю. Политика вовсе не так важна, как многие думают. Всегда были правительства, более или менее некомпетентные, и законы, более или менее бесполезные, и человечество продолжает куда-то плестись, несмотря на все это. Проблема с людьми амбициозными в том, что они игнорируют то, что по их мнению не стоит внимания и мечтают о переменах там, где перемены невозможны в принципе, т. е. в способе управления людьми.

О чем болтает этот идиот, думал Роберт. Невозможны в принципе? Он только что пережил Определяющий Момент. Он чувствовал себя на вершине. Глупость доктора его больше не раздражала. В конце концов, дураки не виноваты в том, что они дураки. Но почему бы ему не помочь? Почему бы не поделиться обретенной мудростью с дикарем?

— Это не совсем так, — сказал Роберт, добро глядя на доктора. — Я пришел в политику, чтобы создать условия, в которых перемены возможны.


Еще от автора Владимир Дмитриевич Романовский
Троецарствие: Год Мамонта

Версия с СИ от: 12/05/2008.* * *Аннотация автора:Историко-приключенческий роман, притворяющийся романом жанра «фентези». Данная версия — авторская, без издательских купюр и опошляющих повествование «поправок». Версию, которую можно в данный момент купить в магазинах, автор НЕ РЕКОМЕНДУЕТ. Мягко говоря.* * *Аннотация издательства:Прошли годы, минули столетия, но жизнь в Троецарствии продолжается. Ушли в предание времена Придона, Иггельда и Скилла. Но по-прежнему отважны славы, дерзки артане, хитры куявы.Пришли новые герои.И снова кипят страсти, и снова льется кровь…


Америка — как есть

История Америки для тех, кто не любит историю, но любит остросюжетные романы.* * *Версия с СИ от 12/05/2008.


Русский боевик

Несерьезный роман на злобу дня.* * *Версия с СИ от 12/05/2008.


Добронега

Версия с СИ: 01/10/2008.* * *Аннотация автора:Первый роман «Добронежной Тетралогии». Действие происходит в Киеве и Константинополе, в одиннадцатом веке, в конце правлений Владимира Крестителя и Базиля Болгаросокрушителя. Авантюрист поневоле, варанг смоленских кровей прибывает в Киев по заданию шведского конунга и неожиданно для себя оказывается в самой гуще столичных интриг, поединков, любовных связей — и ведет себя достойно.* * *Аннотация издательства:Множество славных страниц есть в истории Отечества, но редкая эпоха сравнится по своему величию с блистательным правлением Ярослава Мудрого.


Вас любит Президент

Невероятный детектив о власти, любви, погоне, деньгах и полицейской наглости. Авторский перевод с английского. Авторский перевод означает: данный автор (Владимир Романовский) сперва написал этот роман по-английски, а затем сам перевел его на русский.


Шустрый

Эта повесть о любви, игорных домах, войне и погоне создана в соответствии с совершенно новыми, изобретенными самим автором именно для этой повести законами литературного рассказа.


Рекомендуем почитать
Сборник памяти

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович.


Восемь рассказов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Обручальные кольца (рассказы)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Еще одни невероятные истории

Роальд Даль — выдающийся мастер черного юмора и один из лучших рассказчиков нашего времени, адепт воинствующей чистоплотности и нежного человеконенавистничества; как великий гроссмейстер, он ведет свои эстетически безупречные партии от, казалось бы, безмятежного дебюта к убийственно парадоксальному финалу. Именно он придумал гремлинов и Чарли с Шоколадной фабрикой. Даль и сам очень колоритная личность; его творчество невозможно описать в нескольких словах. «Более всего это похоже на пелевинские рассказы: полудетектив, полушутка — на грани фантастики… Еще приходит в голову Эдгар По, премии имени которого не раз получал Роальд Даль» (Лев Данилкин, «Афиша»)


Благие дела

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Подозрительные предметы

Герои книги – рядовые горожане: студенты, офисные работники, домохозяйки, школьники и городские сумасшедшие. Среди них встречаются представители потайных, ирреальных сил: участники тайных орденов, ясновидящие, ангелы, призраки, Василий Блаженный собственной персоной. Герои проходят путь от депрессии и урбанистической фрустрации к преодолению зла и принятию божественного начала в себе и окружающем мире. В оформлении обложки использована картина Аристарха Лентулова, Москва, 1913 год.