В последний день отпуска, или Тайна рыболова Николая - [25]

Пришлось заплывать опять, и вдруг - довольно четкая поклевка "целою цепочкою" тех же слабеньких ударов!.. Все: сомнений более быть не могло - хватал-брал окунь граммов до трехсот. Он не мог заглотить живца и надеялся его сорвать, удерживая за хвост. Приманку можно было даже не осматривать. Повреждения наживке столь некрупный окунь причинить не мог, разве если поживился мизерною горсточкой чешуек с серого ее хвоста.

Также можно было теперь не иметь сомнений, что великанш поблизости нет. Метров двести-двести пятьдесят мне предстояло плыть без приключений, даже не рассчитывая на поклевку.

Вместе с тем насторожил сам факт, что мелкий окунь брал довольно далеко от "трав", причем на столь приличной глубине. Этот факт мог оказаться показателем того, что стадо окуней с их стойбища "напротив трав" изгнали именно они, великанши, своим недальним присутствием. И если это было действительно так, то шли они не с глубины, со стороны фарватера, а именно вдоль свала, откуда-то с прибрежных ям, и очень-очень весьма возможно, как раз с "Пустой". Возможно, при этом "гуляли" лишь единичные экземпляры, разведчики стада, дошедшие уже до мелководий, прилегающих к затону. То есть за паром, за перевоз. В этом свете представлялась вовсе не случайной та поклевка рыбины, вне сомнений, щуки-великанши, что схватила приманку Виктора.

Решил сдать-отклониться от теперешней своей прямой поближе к берегу. Нужно было для гарантии проплыть-попробовать еще разок по точке моего спектакля. Верней - по той же самой линии, где сломало крючок у Виктора.

По-быстрому дал по местечку пару тоней, но было безрезультатно.

Пришлось опять возвращаться назад, чтоб компенсировать-пройти пропущенный участок прежней линии, находящейся неподалеку от фарватерных глубин. При этом нужно было принять во внимание то, что если моя догадка являлась верной, то на участке "напротив трав", к коему теперь я приближался, поклевок окуня быть не могло. Он либо весь ушел-"удрал" вверх по реке, на глубину, либо затаился в травах на мели, почти у самого берега.

Не посчитавшись со временем, дал три тони рядом с "травами", с различным удалением от них. Поклевок не было; и это подтверждало мысль, что где-то рядом, может быть, совсем поблизости, возможно, здесь, на этом самом месте, где мне как раз приходилось сплавляться, и пролегает тропа великанш. Все!.. Удить легкой удочкой с коротким поводком было теперь рискованно. Смотав ее, немедленно стравил приманку на своей "тяжелой", оснастив ее одним из самых крупных ротанов, что отыскал в ведре.

Плыть, разумеется, необходимо было точно тем маршрутом, который был уже определен, разведан утром. Тем же самым, что получился для меня досадным и постыдным, скребущим подсознание позорнейшей попыткой "проучить". "Да уж, проучил!.." - будто прозвучало рядом с ухом насмешливым, ехидным шепотком. При этом толстую, почти миллиметровую, леску этой снасти течением теперь несло значительно скорее, нежели двух предыдущих удочек. Мормышка с крупным ротаном шла, значительно опережая лодку, и это было даже лучшим вариантом в сравнении с ловлей при прежних моих проводках. Во всяком случае, тень лодки рыбу на дне теперь пугать не могла. То есть лишней, нежелательной помехи не было.

Ну, вот и пятачок с "трамплином", свалом-желобком, с "рогаткой" и стволом какого-то большого дерева на дне.

Вот место, где Вика поймала сома.

Вот "камни"...

Над ними по-прежнему стлался дымок. Парнишки, вне сомнений, были-прятались за валунами. Возможно, варили уху, возможно, запекали рыбу. Их удочки торчали над водой, но сумки на палке не было.

Помнится, и мы когда-то, будучи такою же рисковой ребятней, тоже очень любили запекать на углях раков, рыбу, поедать их с солью, с хлебом.

Вот "грабли"... Чуть дальше - коряжник-сплошняк с секретным проходом в нем. Проплыл без помех и его; даже не задел, не тронул приманкою сук-перекладину около дна.

Поклевки не было. "Быть может, столь большие щуки жируют только ранним утром?" - начинало озадачивать сомнение.

Вот, наконец-то, и "Пустая яма". Курс - прямиком вдоль свала к довольно немалой (до нескольких метров длиной), ветвистой, считающейся двойною, корягой на дне. Туда, где с точностью шлагбаума не столь давно стояла лодка Николая. Почему-то даже не имел сомнений, что именно здесь, вдоль свала, в районе этой единственной здесь коряжины и должен был находиться центр логова великанш!

Дрейфуя по течению реки, старался шевелить-играть приманкой мягче, натуральнее, с наработанным мною годами двойным, а то и тройным замедлением движения руки на спуске, либо на подъеме, чтоб приманка больше походила на живую бойкую рыбешку. "Ну, давай же!.. Клюй же, в конце-то концов!" - чуть было не воскликнул я, проплывая близ коряги. "Пора уж, пора!.. Пришло уж время!.." - не выдержали нервы.

"Метр, второй, третий..." - удалялся теперь от коряги. Однако ощущенье неминуемой поклевки не только не исчезло, но странным образом усилилось, внезапно стало нарастать и снова, будто кто-то прошептал над ухом: "А теперь держись!.." И как ни ожидал, как ни готовился к тому, поклевка оказалась неожиданной, чудовищной, мгновенной. Был немыслимой силы удар, со страшным натягом удочки вниз. Боль от напряжения пронзила руку в локте, благо левая рука успела вовремя прийти на помощь - подхватила и удерживала хлыстик. Леска тотчас устремилась вглубь, вниз по реке, стекая тонким лучиком с неудержимо раскрутившейся катушки, и притормозить-сдержать ее не предоставлялось совершенно никакой возможности.