В понедельник дела не делаются - [178]

В час дня оперативники привезли задержанного в управление. Горох был как полагается в наручниках, застегнутых на руках, заведённых за спину. В кабинете его поставили носом в угол. «Раз уж нашкодил!» Асмолов, повозившись с наручными браслетами, затянул их туго, но с таким расчётом, чтобы сталью не разрезало кожу.

Ни в каком законе, ни в кодексе уголовно-процессуальном, ни даже в Конституции не прописано, что допрашиваемый человек должен сидеть на стуле. А закон «О милиции» прямо разрешал применять спецсредства в отношении лиц, подозреваемых в совершении преступлений. Для предотвращения возможности их побега.

Паша Комаров взял с подоконника помятую пластмассовую «полторашку» и отправился на второй этаж в ближайший мужской туалет за водой. Пообедать «рубоповцам» нынче было не суждено, надо хоть кофеем горячим взбодриться.

В кабинет ворвался моторный Самандаров, стукнул дверью.

Быстро, по диагонали просмотрел составленный Асмоловым протокол обыска, пальцем ткнул на отсутствие в соответствующей графе времени окончания следственного действия. Проверил, как упаковано изъятое. Печати для пакетов, подписи понятых – всё, вроде, было на месте.

– Денис Владимирович, надо в область кого-то засылать. На экспертизу шприц отвезти. В долгий ящик не откладывая, сегодня, – следователь знал, что времени ему отпущено на всё про всё семьдесят два часа, на которые Горошко можно тормознуть.

– Наша машина – только по городу! – развел руками Давыдов. – Радиатор течёт, не доедем!

– Тогда электричкой – на четырнадцать сорок! – Рафа не отступался.

Понимающий его правоту начальник РУБОПа перевёл вопросительный взгляд на Асмолова. Но тот, хитромудрый, просёкший, к чему клонится дело, углубился в написание рапорта.

Наморщенным лбом, сведёнными к переносице бровями показывал крайнюю занятость.

Давыдов недовольно покривил ртом, но предвидя вязкое сопротивление со стороны Асмолова, а значит неизбежную трату сил на то, чтобы его обламывать, выбрал другой путь.

– Пойду к Львовичу, пусть даст «младшего», что ли, – начальник РУБОПа поднялся, массируя левую сторону груди.

Проскрежетал по полу ножками отодвигаемый стул.

Давыдов не успел достичь двери, вошли Титов с Маштаковым, оба мрачные. Лёха с самого порога начал материться. Такое впечатление было, что пока он шёл по коридору, то удерживал в себе ненормативщину из последних сил.

– Чего?! Оставили Андрюшку под стражей? – догадался начальник РУБОПа.

– Скважины недотраханные! – ревел, как марал, Титов. – Ничё, гондоны, сквитаемся! Честного парня – в камеру, а урла разная – на свободе!

Лёха в два широких шага преодолел расстояние, разделявшее его от поставленного в угол бандита, и с двух рук врезал ему по почкам. Сражённый Горох рухнул на бок, довольно сильно стукнувшись при этом башкой об пол. Одновременно он утробно хрюкнул.

Маштаков, стоявший возле двери, быстро повернул вертушок на замке, закрывая доступ посторонних в кабинет.

– Лё-оха! – запоздало крикнул Давыдов. – Убьёшь!

Но Титов был трезвый, а потому – вменяемый, в разнос не пошёл. Носком своего грязного ботинка перекатил задержанного на бок, заглянул ему в лицо – Горох плямкал губами.

Маштаков невесело ухмыльнулся от сделанного вдруг открытия. Он обнаружил, что и Титов, и Горошко – оба рыжие-бесстыжие, только разных оттенков. Опер – гораздо более тёмного колера, с мужественным медным отливом, особенно пиратские усищи, а бандит – ближе к желтизне, к цвету детской неожиданности.

– Хоть знать буду, что сижу не зазря! – Лёха высоко, как футболист, выполняющий пенальти, занёс ногу.

Убедительно демонстрируя, что сейчас вдарит с ноги со страшной силой.

Горошко зажмурился, подтянул колени к подбородку, трансформируясь в позу «эмбриона».

Понятное дело, Титов не ударил лежачего. Переступив через бандита, ушёл через тамбур в смежный пустой кабинет.

Паша Комаров обогнул свой стол, наклонился к Гороху и за шкирку с усилием поставил его на ноги.

– Чё ты косишь? Чё разлёгся?! Вставай давай! Хочешь, ему тебя отдам? Поспаррингуете? Или с нами будешь общаться?!

Старший опер РУБОПа пытался выжать из случившейся импровизации максимум пользы для дела.

– На, зобни пару раз, отпустит! – Паша вложил задержанному в губы дымившуюся сигарету.

Горох послушно затянулся. Яркая голова его окуталась сизым облачком. И ещё несколько раз подряд засосал горький дым из мокрого фильтра. Моментально вырос и сломился серый столбик пепла, просыпался Гороху на грудь болоньевой китайской куртчонки.

Горох не повёлся на дешёвые, хорошо ему известные ментовские приёмчики. С понтом, один ментяра – злой, а второй – свой в доску.

«В другом месте фраеров ищите!»

Горошко судим был трижды, все три раза сидел. На круг отмотал восьмерик. Два раза откидывался по сроку. А в последний раз вышел досрочно по амнистии, что по понятиям не западло.

Амнистия, она и в Африке – амнистия. На зоне Горох примыкал к отрицаловке. Косяков за ним отродясь не водилось.

«Рубоповцы» и не надеялись на блицкриг, наивно было бы.

Рассчитывали на неизбежную ломку, которая придет к наркоману Горошко. Весь вопрос заключался в том, выдержит ли он трое суток без дозы. Перспективы ареста пока были нулевые.