В понедельник дела не делаются - [152]

Неофициальная часть празднества, основная его составляющая, намечена была на четыре часа пополудни. Пить вино в этом году решили на природе, чтобы не нарушать ничей покой.

В детском лагере «Рябинка», пустовавшем после закрытия летнего сезона.

Директор «Рябинки» Карасев слыл лепшим другом милиции. Что не мешало ему хлебосольно принимать у себя и бандитов.

Начальник милиции сразу после торжественного собрания позвал к себе Птицына на тренировочный фуршет. Накрыто было в комнате отдыха. Две бутылки «Гжелки», порезанный лимончик, крошечные бутербродики-канапе, фрукты в вазочке. Еще были званы замы Коробов и Коростылёв, и начальник ГАИ, – старейший в области, пятнадцатый год работавший в этой должности, – Божков Василий Тимофеевич.

Не мудрствуя разлили по стопкам, подняли.

– Ну, за розыск!

После хита Александра Рогожкина «Особенности национальной охоты» в среде военного и милицейского начальства приобрели популярность демонстративно краткие тосты.

Все выпили. Приглашенные похвалили хорошую водку. Зам по кадрам с интересом взял в руки якобы впервые увиденную им бутылку, начал вертеть, разглядывая.

Его, как любого кадровика, недолюбливали и оперативники, и строевики.

– Вадим Львович, ты внуши своим орлам, что завтра рабочий день, – сказал Сомов. – Чтобы, значит, не забывались.

– Да-а уж, – сокрушенно вздохнул исполняющий обязанности начальника КМ, повторно наполняя хрустальные стопочки.

«Внушай не внушай, что толку! Плохо, что завтра только среда, до выходных далеко. Ну да как-нибудь продержимся, не впервой».

Реально Птицын рассчитывал, что на следующий день на службу выйдет не больше пятидесяти процентов сыщиков. Розыск, – милицейская гвардия, – в свой праздник всегда гулял круто, по-русски.

После второго дубля настроение у подполковника улучшилось, просветлело в душе. Проблемы подвинулись на задний план и казались вполне решаемыми.

Кадровик Коростылёв, на втором заходе только лизнувший водку, не забывал о своих обязанностях. И то – всю сознательную жизнь на работе с личным составом; только много лет назад – дознавателем.

Коростылёв приблизился вплотную к начальнику УВД, со смаком пожиравшему грушу. Сок брызгал на рубашку и на налитой подбородок полковника.

– Евгений Николаевич, как с Рязанцевым-то поступим? Может, я зашлю человека к нему в ИВС? Или сам схожу, а?! Пускай пишет по собственному. А то ведь спецдонесение надо в министерство отправлять…

Зам по кадрам хоть и умерил голос, всё равно оказался услышан всеми.

Птицын сморщился презрительно: «Вот крыса штабная, в такой день!»

Начальник милиции салфеткой промокнул запачканный подбородок.

Ответил без раздумий:

– Увольнять пацана погодим. Неправильно тут все.

– Как ска-ажете, – всем своим видом Коростылёв демонстрировал лояльность, дескать, он только предложил один из возможных вариантов.

Присутствующие знали, что сегодня же кадровик, страхуясь, доложит в областное управление.

В лагерь Сомов с Птицыным поехали вместе. Когда «Волга» начальника милиции вырвалась из перелеска на чистый участок, оба залюбовались открывшимся видом. Несмотря на то что тысячу раз его видели.

Клязьма здесь делала петлю, противоположный берег был высок, а откос – обрывист и ярко-желто песчан. Над ним бронзовели, отливая на солнце медью, могучие чешуйчатые стволы корабельных сосен.

– Не всю природу ещё загубили, – лирически произнес Сомов.

Водитель его Валера Хомутов мгновенно откликнулся:

– Евгений Николаевич, природа-то она щас улучшается… После того как заводы стали закрываться… Стерлядка у нас теперь ведь ловится… На прошлой неделе мы с мужиками в Глебово ездили… Пять стерлядок попалось…

На повороте разъехались с грузно переваливавшимся красным «Икарусом», который доставил в «Рябинку» большинство участников празднества.

В лагере руководства дожидались с нетерпением, чтобы сесть наконец за стол. Из выставленного на балконе динамика на всю округу Розенбаум гремел про глухарей на токовище. Ранний, душевный, не исписавшийся еще.

Директор лагеря Карасев, цыганистый, весь в тёртой джин-се, у распахнутых ворот радушно встречал милицейских начальников.

Дошло до объятий, до похлопываний по спине.

– Здравствуй, тезка! Здорово, дорогой! – начальник УВД, поднатужившись, оторвал Карасева от земли.

– Евгений Николаич, чего-то вас и не видать, и не слыхать?! – директор лагеря разводил руками, удивлялся. – Я крытый теннисный корт открыл! Два бильярдных стола новых у меня! Сауну обновил! Приезжайте на выходные отдохнуть! Всей семьей. Вадим Львович, и вы!

– Непременно, – охотно соглашался Птицын.

О крутом корте и немецком бильярде ему поведал один авторитет преступной среды, находившийся у него «на связи». Источник благополучия детского лагеря в условиях современного дикого капитализма был непонятен.

– А воздух какой! – с хрустом потянулся Сомов.

Столы были накрыты на втором этаже, в столовой. Кувертов на сорок. На праздник опера сбрасывались по три сотни, что по их доходам было существенно. Но без спонсоров у них все равно получился бы голый вассер. Помогли Савельев и ещё пара «красных» коммерсов. Карасев подтянул своих поваров.

Блюда не отличались изысканностью, но были исключительно натуральными. В изобилии было мясо в нескольких вариациях. Водки взяли три ящика. Вина не покупали принципиально, некому его было пить. Обычно на день розыска почетной гостьей приглашали начальницу следственного управления Лаврову Людмилу Гавриловну, но сейчас она была в отпуске, в санатории отдыхала.