В понедельник дела не делаются - [14]

Маша Шишкина выскочила из кабинета зампрокурора, получив от двери с сильной пружиной ускорение по аппетитной попке. Вся в слезах и в губной помаде.

– Верну-ул!

Ещё через пять минут Полякова вышла, как зомби в компьютерной игре «Резидент-Ивел».

– Подписал! Все три карточки!

«Ну-у тут другие люди подсуетились, – констатировал Маштаков. – Или госпожа начальница СО, или Птицын. Или оба вместе, группой лиц по предварительному сговору».

Теперь подошла его законная очередь.

– Разрешите, Виктор Петрович? Здравствуйте.

Заместитель межрайонного прокурора Коваленко откинулся в вертящемся кресле. Руки в своей манере не подал и присесть не предложил. Правда, членораздельно поздоровался. Принял материал, углубился в чтение.

Переминаясь с ноги на ногу, Миха огляделся. После перехода из следствия в розыск, ему не случалась сюда наведываться.

Специфика работы другая.

«И хвала Аллаху, что не тягают покамест в прокуратуру. О чём пожалел, о слабоумный отрок!»

Изменений в интерьере кабинета почти не произошло. Телефон «Панасоник», телевизор «Рекорд». Его ещё, Михины, трофеи-приобретения. Только вот цветы на окне появились. Много горшков, весь подоконник заполонили. Есть даже целая кадка, в которой произрастает, судя по единственному сморщенному плоду, лимонное дерево. Стол завален бумагами. Дела уголовные, проверочные материалы, надзорки, жалобы… Должность, по правде сказать, муторная и нервная. Зато и власть над многими людьми немалая.

Коваленко заёрзал в кресле, оно запищало под тяжёлым туловом. Над правым виском рыжие редкие волосы зампрокурора рассекал, как по линейке лекальной, пробор. Очки у него были в золотой оправе, узенькие, прямоугольные: а-ля Лаврентий Палыч. Интересно, специально он такие приобретал, заказывал или волей случая? Маштаков увлёкся разглядыванием внешности зампрокурора. Его крайне заинтересовал нос Коваленко, острый такой, птичий, нацеленный. Чудно, сам он кабан здоровый, за центнер, а носик вострый, аккуратненький. Ещё Миха костюму зампрокурорскому позавидовал презентабельному и галстуку итальянскому, на чёрном фоне которого причудливо сплелись серебряные узоры.

– М-да! – Коваленко отвалился от стола, губы его змеились. – Ну и кто вас, Маштаков, учил проводить процессуальные действия до возбуждения уголовного дела?

Миха наклонил голову. Полуоткрыл рот, работая под неумного.

– Так ведь это… можно ж, Виктор Петрович, в объяснения переделать.

– У вас всё мо-ожно! Вы уверены, что смерть насильственная? Когда вскрытие?

– Сейчас Никульский вскрывает, – Маштаков быстро взглянул на настенные часы. – Сразу отзвонится. А смерть насильственная, Виктор Петрович, отвечаю. Голова на триста шестьдесят градусов повёрнута, в смысле – на сто восемьдесят. Молодая баба просто так не умрёт. И потом закопана же…

– Опилась, а они со страху закопали? Судимые. Как вам такой вариант, Маштаков?

«Неглупый он дядька, – думал Миха. – Совсем неглупый. Правильно соображает. Только больно дерётся стеком. Только Сами не считает человеком[23]».

– Меня в ориентировку включили? – Коваленко поинтересовался делово, не пряча заинтересованности.

– Ви-и-иктор Петрович! – Маштаков развёл руками. – Под номером «один»!

– Информация ваша?

– Угу.

– Я сказал Птицыну, чтобы вы и дальше работали по этому убийству. Пока МРО раскачается!

– У меня, это самое, своя линия. Вон, на Восточной ночью опять уличный грабёж…

Зампрокурора поднялся, давая понять, что разговор закончен, опёрся на шаткую столешницу, а Миха вдруг ощутил, как у него наливаются уши жаром-полымем.

Столешницу эту они с Иркой раскачали долгими зимними вечерами, когда здание пустело. Как яростно подмахивала она!

– Дело будет в производстве у следователя Максимова. Прямо сейчас введите его в курс дела. Он у нас сотрудник молодой…

Уходя, Маштаков как ни крепился, а не удержался – оглянулся на широкий, заваленный бумагами стол.

4

Вернувшись в милицию, Миха навестил дружественный сорок девятый кабинет, МРО. Петрушин с Ковальчуком матюкались в тёмном предбаннике, мучились с замком.

– Ты вчера последний закрывал! – глухо басил Петрушин.

– Я нормально закрыл. На два оборота, – огрызнулся Ковальчук. – Давно надо скинуться на новый замок.

С Маштаковым они поздоровались со сдерживаемым раздражением. С одной стороны тот не был повинен в их хозяйственно-бытовых проблемах. Со стороны другой, это он им вчера труп на трассе выкопал.

Можно подумать, своей работы у них мало!

– Пойдём в адреса, – не глядя на Миху, сказал Ковальчук. – Матери Фадеева адрес установили. Ну чё там, Валер? Давай я попробую…

Маштаков поднялся к себе, на третий этаж. В кабинетике размерами два с половиной на два, отведённом трем оперативникам, можно было передвигаться только боком. Три четверти служебного помещения занимали два составленных вместе стола, сейф, штук шесть разнокалиберных стульев, на большинство которых садиться было рискованно. Простенок украшал коллаж, любовно собранный старшим группы – Лёшкой Титовым.

Исполненный на хорошем лазерном принтере плакат гласил:

«Кто к нам на работу придёт, тот от неё и сдохнет!» Другой художественный слоган, прикреплённый пониже, утверждал: