В понедельник дела не делаются - [12]

Уговоры результатов не дали. Кариандров продолжал быковать, распаляя себя. Вспомнил, что следователь испортил ему матрац, вырезав из него кусок, замаранный кровью. Как будто раньше не видел.

– Все, – сказал Миха милиционерам, – берите его.

Не получилось. Расстегаев и водитель повисли на руках у Кариандрова, как ляхи на плечах могучего Тараса Бульбы. Ни загнуть руки за спину, ни утащить буйного десантника с собой к машине им не удавалось. Он орал, на багровой шее у него надулись жилы. По углам комнаты полетели табуретки. Все трое повалились на кровать, на которой пару часов назад насиловали несовершеннолетних.

Наручников у Расстегаева при себе не было. Понаблюдав за этим безобразием минут пять, Маштаков решил, что без его помощи здесь не обойдётся. После нескольких подходов он втиснулся между милиционерами и локтем в замок схватил беснующегося Кариандрова за шею. Сдавил со всей силой. Парень был весь как каменный. Пьяный, он абсолютно не реагировал на болевые приемы.

– Ну всё. Ты меня достал! – ощерился потный Расстегаев.

Маштаков понял, что сейчас он перейдет к банальному мордобою. Подумал, что Кариандров может кинуться в ответную, и неизвестно кому достанется больше.

– Не надо. Не положено, – сказал Миха.

Конечно, в итоге они его, козла, связали веревками и засунули вверх ногами в задний отсек «УАЗика», в пенал. Жутко он там матерился. Расстегаев долго не мог прикурить, руки у него прыгали. У Маштакова, кстати, тоже был мандраж. Но ему простительно, он тогда был работником кабинетным.

Эта поучительная история про профессионализм российский.

Кстати, летом уже этого года Миха ещё раз выезжал в тот же адрес. Другой брат Кариандров, которого в девяносто втором взяли месяца через два после изнасилования, отсидев свои четыре года, затыкал насмерть маленьким перочинным ножичком материного собутыльника, некоего Козлова. Пятьдесят шесть ран в области шеи! За «козла»! И сбросил труп в подпол. Сейчас он проходил стационарную психиатрическую экспертизу в Костроме.

«УАЗик» въехал в город. Кругом шла нормальная жизнь.

Маштаков обратил внимание, что на улицах повсюду торгуют цветами. На каждом почти углу. Преобладали гладиолусы с мощными стеблями. Такой букетик, наверное, стоил неслабо. Астры выглядели скромнее, но цвета их были разнообразнее. Встречались ещё всякие цветы неизвестных Михе «пород».

Маштаков понял вдруг, почему их так много, цветов этих.

Завтра же – первое сентября, детям в школу. И его Дарье тоже.

Все приготовления, как обычно, прошли мимо него. Единственное неубедительное оправдание, что ведь не в первый же класс, в шестой…

Миха проехал мимо дома в отдел, зашёл в дежурку, самолично написал ориентировку. Оперативным дежурным был Андреич – ветеран УВД, подполковник, имевший только чистого ментовского стажа двадцать семь лет.

– Всё понял, Миш. Всё понял, дорогой, – он говорил очень быстро и малопонятно, проглатывая окончания. – Всё, всё сделаем. Труп уже доставили. В морге, в морге труп. Ты мне вот что скажи, откуда ты узнал про этот труп?

– В газете прочитал…

– Прокурору, Миш, позвони… Коваленке домой. Он велел как ты вернёшься, чтоб доложил сразу.

Маштаков усмехнулся. Как всё знакомо. Прокуратура обязана владеть информацией по преступлениям своей подследственности. Впрочем, надо заготовить доводы насчёт того, почему выезжали без их следователя.

– Э-эх, Андрей Андреич, как меня достали все эти долбаные прокуроры! – не удержался Миха. – Не в службу, а в дружбу, Андреич, набери Коваленко… Надо позвонить, раз велел.

Домой Маштаков вернулся в двадцать пятнадцать. С кухни чутко выглянула жена и, молча кивнув, скрылась. Видимо, удовлетворившись внешним видом законного супруга. Миха переоделся, умылся. Ужинать уверенно расположился в комнате.

Начиналась очередная серия про детектива Нэша Бриджеса. Во втором кресле уселась дочка.

Пошли первые кадры, объявляли исполнителей главных ролей:

– Дон Джонсон. Чич Марин…

– Чуч Марин! – повторила Маришка и искренне, как это только у детишек получается, засмеялась.

3

На следующее утро Маштаков проснулся как новый. Подскочил без будильника до шести и даже зарядку сделал интенсивную. После которой пел под душем: «Вези меня, извозчик, по гулкой мостовой!» С особенной тщательностью побрился, намазался праздничным одеколоном «Консул».

Вчерашние события напитали его кинетической энергией. Вспомнил Миха, что ещё на что-то годится. Что рано его на живодёрку сволакивать.

Выгладил брюки и кофту вместо вчерашней рубашки, в которой надрожался. Жена из принципиальных убеждений скоро год как ничего ему не гладила, спасибо, хоть стирала. Подъел оставшиеся от ужина макароны и проглотил два бутерброда с маслом. Аппетит только разыгрался. Исследование внутреннего содержимого холодильника желаемых результатов не принесло. Кроме кастрюли с борщом, ничего вкусненького.

Перед уходом Маштаков придирчиво рассмотрел себя в зеркале. Чисто выбритые щёки и подбородок, пышные после фирменного жениного шампуня, аккуратно уложенные в причёску волосы, живые серые глаза компенсировали не сошедшую за две недели (наверное, уже перманентную) одутловатость, морщины на лбу и резкие носогубные складки. Под глазами залегла давняя чернота. Ладно, пока не мешки. Порадовала ставшая менее заметной ажурная сеточка капилляров на носу.