В понедельник дела не делаются - [11]

– Это водится за ним, это как его. Мне тоже третий месяц, считай, червонец не вертает.

Поехали искать коттедж, в котором обретался Вовкин братуха – Петров Сергей. В этом доме, как подсказали добрые люди, на первом этаже была столовая. В ней Михе доводилось обедать. Лет десять назад в советские времена по зиме приезжали они сюда с Сашей Веткиным, два молодых специалиста прокуратуры, проверять падёж скота. Колхоз тут был или совхоз… названия Маштаков не помнил. Помнил, холодно было очень. Обратно до самой трассы пешком они тогда возвращались.

Нашли дом, нашли подъезд. Толстая неопрятная девка показала им, где Серегина квартира. Когда заходили в подъезд тем же составом (эксперт Николаев не смог оторваться от научно-популярного журнала), из дверей вывалился пьянущий косматый мужик. Прямо милиционерам под ноги. В боковом кармане клетчатого модного годах в шестидесятых пиджака у него торчало бутылочное горло. Распростёртый в грязи, он первым делом цапнул себя за карман.

– Цела-а-а, родимая…

Падший сделал неудачную попытку подняться.

– Ты не вставай, отец, ты так и ползи. На карачках, – посоветовал ему Ковальчук. – А то нам сюда ещё раз сегодня придется выезжать.

Действительно, случай типичный: пьяный падает, ударяется башкой о твёрдую поверхность и – закрытая черепно-мозговая.

Пару дней на развитие субдуральной гематомы, сдавление ею вещества головного мозга и, как говаривал любимый Михин артист Борис Кузьмич Новиков: «Привет родителям!»[17]. Поди потом докажи родственникам и прокурору, что алкаш сам упал, а не дали ему по башке неизвестные злоумышленники.

Мужик послушался Ковальчука и прополз мимо, к углу здания.

Поднялись на второй этаж. Дверь в нужную четвертую квартиру была приоткрыта. Внутри неё кто-то передвигался, гремел кастрюлей. Из крана в металлическую раковину звонко била струя воды.

Ковальчук постучал в дверь. Почти сразу вышел парень лет под тридцать. С голым торсом, мускулистый. На животе у него белел старый хирургический шрам.

– Вам кого? – парень был встревожен.

Ковальчук показал удостоверение:

– Мы из милиции. Ты не знаешь, где Вова? Ты ведь брат его?

Сергей не знал, где Вова. Не видел его больше месяца. Ему было некогда следить за беспутным братом. Он постоянно работал, занимался коммерцией, купи-продай. Потом ещё семья, ребенок маленький.

Вдоль коридора, в который оперативники с разрешения хозяина прошли, под потолком на верёвке сушились пеленки, подгузники. Ковальчук на листочке записал номер своего служебного телефона и номер кабинета.

– Как только появится, пусть идет в милицию. Всё равно найдем.

– Лучше по-хорошему, – добавил Маштаков.

Сергей выглядел обеспокоенным. Было видно, что парень он положительный, непьющий.

Он спросил напоследок:

– Если не секрет, чё натворил Вовка-то?

Миха ответил на его вопрос своим:

– Помнишь, за что он сидел? По тому же профилю к нему вопросы.

– А-а-а, – понимающе мотнул головой Сергей.

Вова Петров, по милицейской базе данных, был судим за незаконное хранение огнестрельного оружия. Наказание отбывал реально.

Они пошли обратно. На первом этаже Маштаков заметил:

– Здоровый парень.

– Качок, – уважительно согласился Ковальчук.

В машине оперативники посовещались. Вроде, всё возможное сделали, пора возвращаться на базу. По дороге заехали в Терентьевский ПОМ. Дежурный Кирсанов, который в обед кушал пельмени и не дал им опера, теперь выглядел озабоченным.

Немедленно выставил на улицу двух смазливых девчонок и доложил:

– Личный состав ориентирован. Вечером проедемся по всем адресам. Подключу и кто на «Вихре» задействован. Участкового в засаду посажу! Вот данные на Фадеева с Петровым.

Поехали дальше, в город. По дороге Миха слушал как по приёмнику Пугачева поёт хорошую песню покойной певицы Татьяны Снежиной «Позови меня с собой» и очень хотел есть. В животе у него то и дело громко урчало. Было почти шесть вечера. Маштаков снова подумал, как бы получилось, наткнись они в Крутово на Вовку с Виталькой.

В девяносто втором году, будучи следователем прокуратуры, по дежурству выезжал он на изнасилование. В район железнодорожного вокзала, в бараки. Два брательника Кариандровы притащили с привокзальной площади двух малолеток. Напоили, изнасиловали, а потом глумились. У одной были месячные, пьяные братья её раздели, измазали всё тело менструальной кровью. Щекотали в промежности лезвием ножа.

Девчонки сбежали, как только один брат отправился куролесить дальше, а второй уснул. И сразу на мосту удачно тормознули ПМГ[18]. Короче, того, который вырубился, взяли тепленьким.

Маштаков приехал, помнится, очень быстро, через полчаса после происшедшего. Кариандров валялся на полу – в ноль.

Ответственным квартиросъемщиком здесь была бабка братьев, но сейчас она находилась в деревне. Под утро, закончив осмотр места происшествия, Миха велел миролюбиво наблюдавшему за его действиями заметно протрезвевшему Кариандрову собираться.

Того как подменили. Он заорал:

– Не поеду! Останусь здесь! Без бабушки никуда не поеду! Я не виноват!

Кроме Маштакова на месте находился старший опер Расстегаев. Мужик толковый, но довольно субтильный. Жаль, потом сошел с круга, спился. Ещё был водитель «дежурки», Ваня-украинец. Тоже по габаритам не Еруслан-богатырь. Нормальные, в общем, мужики, средние. А насильник Кариандров, напротив – крепкий парень. Десантник, полгода как дембельнулся из Псковской дивизии.