В полночь упадет звезда - [61]

– Вы, стало быть, с бабой Лучей дружны? – расспрашивала Горыня по пути, как будто явилась с гор Угорских именно чтобы удостовериться, хорошо ли ее «тетке» здесь живется.

– Еще как! – отвечал старший из посланцев логова. Звали его Шилохвост, и постепенно он расхрабрился, видя, что дева-волот хоть и сурова, но в драку больше не лезет. – Мы ей дичь приносим. «Вихревые гнезда»[28] достаем, – он указал на вершины деревьев, густо усаженные этим волшебным растением. – Летом зелья собирать помогаем – она не управится одна. И рыбой делимся, если много наловим. А она за это наших лечит, во всякой нужде помогает.

Дичь, рыба, травы… Горыне вспомнилось, как Верес предлагал ей поселиться в избе Затеи, тоже жить дичью, рыбой и травами. Уж верно, скоро и к ней стали бы ходить за помощью: всяк живущий в Сумежье кажется мудрецом, будто мудрость оттуда ветром несет. Почти все девки и бабы знают кое-какие нужные зелья, хоть и склонны все подряд хвори пользовать каким-нибудь одним «чудесным корешком», полученным от матери и бабки. Но травы из рук истинно «знающих людей», ведающих подлинно «сильные слова», считаются более действенными, поэтому и любая такая травница и кореньщица летом запасается любимыми зельями на потребности тех весей, что привыкли искать у нее помощи.

– Вот еще что… – решилась спросить Горыня. – Не видали ль вы, волки лесные… в этих краях женщины…

Она запнулась, не зная, как описать загадочную Лунаву, которую никогда не видела.

– Не было ли в ваших краях жены, рослой, в белой одежде, в красном платке… Посох у нее, на посохе череп козий…

– Сами мы с Чечевицей не видели, – Шилохвост глянул на своего юного товарища, – а вот один брат наш, Кликун – он видел такую.

– Когда?

– Да уж… дней пять, как рассказывал, да, Чечевица?

– Где видел?

– А на реке. Шла, говорит, на лыжах, короб за спиной… И платок красный. Это лихорадка была, да?

– Она самая, – Горыня мрачно кивнула.

Выходит, Лунава ушла от Луги на восток – туда же, куда собирается она сама.

– У нас говорят, Горностайка оттого и захворал, что на реке в ее след вступил! – многозначительно добавил Шилохвост. И, поколебавшись, сообщил: – Была б ты в красном платке – мы б и не подумали вас тронуть. Мы ж не дурные!

– Я – не лихорадка! – отрезала Горыня. – И не смейте меня со всякими жабами ровнять!

Оба «волка» шли впереди, прокладывая путь, Горыня – позади.

– Уже скоро! – Шилохвост обернулся. – Тут летом болото, не пройти, если тропы не знать.

В этот время где-то за деревьями раздался вопль. Все трое остановились и прислушались.

– Дивоженка! Дивоженка за нашими гонится!

«Волки» вытаращили глаза; Горыня сообразила раньше них. Испытания последних дней научили ее осторожности; не дожидаясь разъяснения, она соскочила с тропы и прижалась к дереву.

Впереди загудел рог.

– Это наши! – с удивлением воскликнул Чечевица.

– Никак они меня испугались? – сказала Горыня. – Иди, – велела она Шилохвосту, – скажи им, что я не дивоженка. А то стрельнет еще какой карась…

Всем троим не хватило опыта догадаться, что о такой необычной гостье стоило бы предупредить заранее. Но теперь Шилохвост сообразил и убежал вперед с криком:

– Братья! Не бойтесь! Она Горностайку лечить пришла! Это бабы Лучи племянница!

Из зарослей доносились возбужденные голоса. Потом показались люди – пять-шесть «волков», без личин, с удивленными и встревоженными лицами. Самому старшему было лет восемнадцать-девятнадцать, и у него уже отросла почти настоящая борода. На плечах была часть медвежьей шкуры, и Горыня, помня пояснения Вереса, поняла, что перед ней «зверь», кто-то из старейшин лесной общины.

– Это Синица! – сказал ей Шилохвост, выбежав навстречу. – А это Святогорка!

Горыня сперва удивилась, потом вспомнила, что вместе со званием племянницы баба Луча дала ей и новое имя.

– Она родом с гор Угорских! – докладывал Шилохвост, довольный, что показывает собратьям это чудо. – Приехала бабу Лучу проведать.

– Где ж сама баба Луча? – спросил Синица, с недоверием оглядывая Горыню.

Чтобы посмотреть ей в лицо, ему приходилось задирать голову. Живя в лесу, молодые «волки» очень мало видели посторонних людей, а тем более – женщин. А тут вдруг к ним явилась такая женщина, какую в белом свете не увидишь.

– Утин ее разбил, лечится, – пояснила Горыня. – Меня к вам послала вместо себя.

– И потворников своих баба Луча ей дала! – будто похвастался Чечевица. – Самых сильных!

– Показывайте, где ваш Горностайка! – велела Горыня.

Синица не сразу ответил: он все рассматривал ее, сжимая в руке топор, не так чтобы враждебно, а скорее не веря глазам.

– Посвиста нет… – сказал он наконец. – На лову он…

– Я ждать его не буду. Веди к хворому или прощай.

– Ну, идем, – решился он.

Логово, обиталище стаи, оказалось тут же, за деревьями. Большая поляна, на ней четыре земляных избы, погруженных локтя на два, так что крыши их сейчас имели вид огромных сугробов. Из окошек пахло дымом. Никакого тына вокруг не было, лишь «клеть поставная» – еще одна маленькая избушка на высоких, в два человеческих роста, столпах, чтобы оберегать припасы от зверья.

Перед избами больше никого не было. Надо думать, остальные, во главе с вожаком, разошлись на раздобытки – зверя бить, рыбу удить. Горыню провели к одной избе и знаком предложил зайти. Наклонившись, она вгляделась в черный провал – будто под землю лезть. Вспомнился колодец, в который надо прыгнуть витязю из сказок, чтобы попасть на тот свет и отыскать похищенную мать или сестру. Еще месяц назад Горыня обмерла бы от страха перед этим жильем «лесных братьев». Но то ли опыт пережитых опасностей укрепил ее дух, не то баба Луча и правда послала с ней своих потворников, но Горыня не чувствовала никакой боязни.