В полночь упадет звезда - [103]

Но кто же мог знать, что киевского князя опередит молоденькая женщина!

– Боги хотели этой мести… – прошептала Брюнхильд.

Ульвхильд, ее невестка, которой она никогда не видела, угадала волю богов. Ими была ей внушена непримиримая, яростная скорбь. Родной отец считал, что она ведет себя неразумно, но она приняла то, что было ей послано, и боги привели ее к победе. Брюнхильд хотелось закрыть лицо руками от стыда и горя – невольно Ульвхильд преподала им с отцом унизительный урок, хотя они и сами уже поняли, как были неправы. Ульвхильд, свято веря в правоту своей мести, доверилась богам, и это принесло ей удачу и честь.

– И что же, – стараясь сдержать дрожь в голосе, спросила Брюнхильд, – Ульвхильд теперь выйдет за того человека… который взял на себя ее месть?

– Нет, – с печалью ответил Карл. – Годред сын Альмунда заплатил за победу жизнью. Он погиб от стрелы при осаде того города на Упе, где сидели люди хакан-бека. Вернулся только второй из братьев, а у него уже есть молодая жена княжеского рода.

У Олега чуть отлегло от сердца: за восстановление чести Ульвхильд заплатила высочайшую цену. Хотя и это лишь способствует ее славе.

– Так бедняжка Ульвхильд теперь все равно что дважды вдова? – сочувственно произнесла Венцеслава.

Карл не ответил. За Годреда Ульвхильд не выходила замуж, а лишь обещала это сделать; но будущий второй муж погиб ради мести за первого, и можно сказать, что борьба с хазарами отняла у нее двух мужей. На лицах слушателей отражалось изумление перед горькой и славной судьбой этой молодой женщины, дочери конунга, – именно из таких судеб выходят саги, полные гордости, скорби, жажды мести и готовности отдать жизнь за честь. Таких женщин, чей дух могуч и непримирим, Один принимает в число валькирий. Брюнхильд с изумлением обнаружила в своей душе ростки зависти. Но усомнилась – смогла бы она на месте Ульвхильд послать жениха на смерть ради мести? Амунда? От этой мысли ее пронзил ужас. Но что было бы делать – ведь бесчестье отнимает всякую удачу, а значит, закрывает путь к счастью.

– И дорога наша в хазары теперь заколодела, замуравела, – протянул Избыгнев; боярина сердечные горести незнакомой дочери Олава волновали мало, а вот сбыт бобров и меда – совсем иное дело. – Даже если бы и замирились, ни пешему там будет не пройти, ни конному не проехать.

– Скорее камень поплывет, чем я стану искать мира с убийцами моего сына, – холодно ответил Олег. – И сомневаюсь, чтобы о мире попросил хакан-бек – для этого он слишком надменен. И я рад… что нашлись люди, состоящие с нами в родстве, чтобы хоть отчасти наказать хакан-бека за его вероломство…

Чувства Олега были смешанными: он и радовался, что подлый хакан-бек не ушел от скорой мести, и жестоко страдал, что месть эта свершена чужой волей, чужими руками, даже без его ведома. Но у него не было к ней никаких возможностей. Слишком мало его людей вернулось, чтобы можно было прямо сразу, в тот же год, собрать еще одно войско и отправить в те же края, где случился итильский разгром… Кому он поручил бы это дело, когда его последний сын слишком юн и слаб здоровьем? Предславу?

Олаву повезло, что у него нашлась такая непримиримая дочь…

Взгляд Олега упал на Брюнхильд, встретился с ее взглядом. Олег отпустил мысли вольно мчаться вперед: допустим, он тоже объявит, что отдаст дочь за того, кто отомстит. Где сыщется такой витязь, кто это может быть? Семигостев сын Благодан? Амунд плеснецкий? В душе что-то дрогнуло и загорелось. Поставить такое условие… отправить Амунда назад на Итиль… и если он оттуда не вернется, то исчезнет и соперник, и напоминание о той ошибке, что привела к гибели Грима… Это будет ход, достойный Бога Воронов…

«А если он поставит свое условие, встречное? – спросил чей-то голос в душе. – И вернется, да еще с успехом?»

Голос был похож на его собственный, однако Олег вздрогнул – уж не Один ли ему отвечает?

Тогда придется выдать за Амунда Брюнхильд и смириться с мыслью, что князь плеснецкий когда-нибудь получит киевский стол. Но зато Грим будет отомщен. А пока это не сделано, нечего надеяться на возвращение удачи.

Но он, Хельги Хитрый, будет глупцом, если еще раз попытается перехитрить судьбу. И на этот раз на кон придется ставить Брюнхильд…

Задумавшись, Олег забыл обо всем, что его окружало, и не слышал дальнейшего разговора. Никогда еще он не чувствовал себя настолько прочно загнанным в ловушку.

– Нет, нет! – ворвался в его мысли глуховатый голос и хриплый, но тем не менее веселый смех Рагнара. – Я верю, что эта женщина прекрасна и несравненна, но любовь к ней сгубила уже двух мужей, более доблестных, чем я! Я и без того слишком некрепко сижу в жизни, чтобы самому делать себе могилу, притязая на брак с этой валькирией!

Видимо, кто-то из родных намекнул, что рука Ульвхильд опять свободна и Рагнар мог бы к ней посвататься.

– Нет, нет! – поддержал его Карл. – Ульвхильд не захочет больше и слышать о замужестве. Может быть, через несколько лет… Лучше и тебе не спешить. Приятно видеть, что твои дочери, княже, светятся красотой и здоровьем, – обратился он к Олегу. – Но я вижу, вам тоже есть что мне рассказать. Очень хотелось бы знать, – взгляд Карла в который уже раз обратился на Горыню, – кто эта… дева, огромная и могучая видом, как будто породило ее племя волотов?