В полдень, на Белых прудах - [95]

Зинуля обиделась:

— Тебя, Алевтина, не поймешь. Тебе и муж поперек горла, и телята. А завтра, небось, скажешь, я тебе поперек горла стою, да?

Алевтина вдруг ни с того ни с сего рассмеялась:

— Во, дает Зинуля, во дает!

Ветврач засобиралась:

— Ладно, пошла я. — Но тут же повернулась к Алевтине: — Значит, тем четверым давай три раза в день цельное молоко, поняла? Зайди к заведующему… Впрочем, погоди, сейчас тебе записку напишу. — Ветврач полезла к себе в сумку, достала из нее тетрадь, ручку, оторвала листок, что-то написала. — Эту записку, значит, передашь заведующему, пусть выделит для четверых телят цельное молоко, их сейчас особенно поддержать надо, прививки непростые все же. Так, все, кажется. — Прощаясь, она посмотрела на Зинулю: — А ты насчет фельдшера, милая, подумай. Если что, скажи мне, я перед председателем похлопочу за тебя. Мне — во как! — помощница нужна. — И ушла.

Алевтина опять повеселела:

— Выдумает же Каланча такое, а! Ну, Каланча так Каланча!..

Они уже почти освободились, собрались идти в подсобку, но тут Зинуля вдруг вспомнила, что не напоила еще одного теленочка.

— Ладно, — сказала она Алевтине, — ты иди, а я сейчас. — Взяла ведро и направилась туда, где в бидонах для телят стояло молоко — обратка.

Зинуля в ведро налила молоко-обратку, собралась назад идти и увидела перед собой Петра Бродова.

— О, Зинуля-Горемычка на ферме! — воскликнул он, поднимая руку. — Привет, мадам!

Зинуля в ответ что-то буркнула и тронулась с места — ей не до разговоров, ей нужно напоить теленочка, да и Алевтина ее там поджидает, но Петро Бродов преградил путь:

— Я вот заглянул в гости, время выпало, а девчат не вижу, где они?

— Не знаю, — отмахнулась Зинуля. — В коровнике, наверное. Там их ищи. Тут телятник.

— Вижу. — Петр Бродов самодовольно ухмыльнулся. — Вижу, что телятник, — и покосился на Зинулю, — и телочек вижу. Вон какие!.. — Петр Бродов резко приблизился к Зинуле. — О, — воскликнул снова, — да ты, погляжу, уже и расцвела, и говорить хорошо научилась!

Зинулю вывели. Она могла быть доброй, но могла быть и злой, когда ее очень обижали.

— Зато ты… — и она подняла ведро и вылила обратку прямо ему в лицо. — Вот тебе! — крикнула Зинуля что было сил. Она, наверное, хотела, чтоб ее услышали. — Будешь знать другой раз, как с телочками дело иметь!

Петр Бродов вначале опешил — вот чего он не ожидал от Зинули, так именно такого выпада — черт, оказывается, в юбке, не девчонка, что он ей сделал?! Затем громко-громко расхохотался:

— Ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха!

С другого конца корпуса доносилось:

— Ха-а-а-а… Ха-ха-а-а-а…

И тут на крик прибежала Алевтина.

— Что такое? — перепуганно спросила она, глядя то на Петра Бродова, то на Зинулю. — Что случилось?

Здесь надо отдать должное Петру Бродову, его находчивости — ужом вывернулся.

— Я шел, — объяснил он Алевтине, — и случайно наткнулся на Зинулю-Горемычку, она на меня и перелила обратку.

Но Алевтину провести трудно:

— А что ж это у тебя, Петро, лицо и голова в молоке, а живот и ноги сухие? Ты что-то темнишь тут! — и сама рассмеялась.

Одной Зинуле не до смеха было — она вдруг испытала снова такой же страх, как тогда на кладбище.

— Пойдем! — сказала она решительно Алевтине. И двинулась, помахивая пустым ведром, в направлении подсобки.

— Ты теленка-то напоила? — бросила ей вдогон напарница.

И Зинуля тотчас замерла:

— Нет.

— Так напои, чего ж тянешь! А ты, — повернулась Алевтина к Петру Бродову, — кобель шелудивый, шагай отсюда, чтоб твоего тут и духу не было, слышишь?! — Она, похоже, догадалась, что тут происходило минуту назад.

Петр Бродов, внешне бравый, резко попятился.

— Заткнись, сук-ка! — огрызнулся он, уже выходя из корпуса.

Алевтина затем подошла к Зинуле:

— Напугал здорово? Бедолажка! — и погладила ее по голове.

Зинуля не выдержала, заплакала.

Ночью она спала, а ей снился чудный сон. Она идет по лугу — обок пасутся телята. Луг весь в цветах, красиво вокруг — так бы отсюда никогда и не уходила и жила тут. И вдруг видит — теленочек с человеческой головой. Ей становится страшно, а теленочек подмаргивает: не бойся. Постепенно этот теленочек превращается в человека. Стоит и смотрит на Зинулю. Теперь он не безобразен, наоборот, очень красив. Он смотрит на нее, а она — на него. И тут человек спрашивает: если позовет ее, она пойдет за ним? А сам удаляется, удаляется. Ей с ним жалко расставаться, уже привыкла к нему, и тогда она делает движение в его сторону. «Кто ты?» — спрашивает у него Зинуля. «Я?» — «Да, ты!» «Я тот, которого ты ждешь, который тебе люб!» Знакомый голос, думает Зинуля, чей он? А-а, неожиданно догадывается, теперь она знает, чей — Ваньки-Беса. И идет следом за ним, она уже ничего не боится, уверена: это и есть ее счастье, долгожданное и выстраданное!

Глава двадцать вторая

Вечерело. Ванька сидел у двора на лавочке и поглядывал, как по селу передвигалось стадо коров. Только что рядом была тетка Ульяна, они меж собой переговаривались, но она неожиданно о чем-то вспомнила, чего-то забыла на печке, что ли, тут же подхватилась, как молодая, и побежала в дом.

— Гуды, гуды, гур-рва! — привычно кричал на корову Афонька Грень, бежавшую, наверное, не в свой двор.