В полдень, на Белых прудах - [173]

Глава одиннадцатая

1

Все же от комиссии отбояриться никак не удалось, хоть Каширин и был против и даже предпринимал кое-какие шаги, чтобы тому воспрепятствовать. Приехало пять человек, один из облисполкома, заведующий отделом, остальные из районов. Представитель из облисполкома объяснил порядок проверки, дал задание подготовить ряд справок, которые бы характеризовали работу Разбавинского РИКа с письмами, а еще конкретнее, — с жалобами. Каширин еще подумал: вовремя он с этим делом расшился, вовремя в Кирпилях побывал, ведь письма с жалобами оттуда лишь и поступили. Ну и славно, меньше, возможно, у комиссии зацепок будет. Хотя он понимал: как хорошо ни веди дело, как ни усердствуй, примчались проверяющие — пиши пропало, поднимай руки, огрехи все равно найдутся, иначе чего б им тогда приезжать, выходит, впустую, а этого по заведенным правилам ну никак не должно быть. Пусть, пусть находят, решил Каширин, коль им это надо, главное — не помешали бы делу, не пережгли бы пирог.

Для проверяющих Каширин нашел кабинеты, устроил все так, чтоб им не мешали.

И началась работа.

Несколько раз потом звонил Сомов, интересовался, как обстановка, не нужно ли чего. При разговоре он явно на что-то намекал. Каширин лишь после сообразил: Сомов подсказывал ему, чтоб он, Каширин, догадался и устроил проверяющим хорошую «выездку» в поле или на те же Белые пруды. Найдет укромное ухоженное местечко, пусть они там посидят и отведут душу. Глядишь, и заключение будет помягче. Прием Каширину, конечно, известен, но он старался избегать его. С одной стороны, не хотел приучать — ведь затем повадятся, от проверяющих отбою не будет, такое с иными бывало, а с другой — не желал себя показывать этаким барином за государственный счет. Как потом о нем люди станут думать — то-то же! Как будет, так пусть и будет, или грудь в крестах, или голова в кустах. Как рассудил Каширин, так и поступал.

Сомов и еще раз ему намекал — Каширин не поддался. Но однажды его резануло вдруг: стоп, стоп, а не связана, случаем, комиссия с той анонимкой, с заявлением в обком Феклы Маланьевой? И моментально ему припомнился разговор с Зуйковым — тот поговаривал, мол, там, наверху, в обкоме имелось в виду, нужно дополнительное изучение произошедшего с Кашириным. Не это ли есть печка, от которой заплясала комиссия? Да и Сомов что-то звонить повадился, будто знает что-то или же предчувствует. Ох ты! Каширин, подумал так, расстроился — этого еще не хватало. Все ведь ясно, дело закрыто, что еще им надо? И сызнова Каширин припомнил Зуйкова, его вопрос по поводу того, нет ли в верхах у него врагов. Ну не было же у него таких, не было, откуда им было взяться, коль в облисполкоме его только теперь по-настоящему и узнали, а в обкоме партии с ним вообще мало кто знаком.

Как потом выяснилось, опасения Каширина не подтвердились, во всяком случае, итог комиссии был терпимым, ну, имелись кое-какие замечания по работе с письмами и жалобами, однако не такие значительные, чтобы, скажем, летели из-за этого головы или же серьезно кого-то за это наказывали. И Каширин опять себя почувствовал на коне. Нет, он не боялся чего-то — просто это, во-первых, выбивало его из колеи, мешало активно работать, а во-вторых, все же это не слишком приятное испытание, оно ранит душевно, причем так глубоко, что потом долго нельзя отойти.

Когда комиссия уезжала, представитель облисполкома решил встретиться с Кашириным тет-а-тет. Каширин и из этой встречи вынес, что там к нему, наверху, отношение самое доброе, возлагаются на него надежды — все же есть заметные сдвиги в работе Разбавинского РИКа, а это немаловажно, это о чем-то да говорит. Об одном лишь попросил представитель облисполкома — пересмотреть вопрос с кадрами, есть, дескать, в этом деле еще у них изъяны. Каширин с тем согласился и дал слово, что в ближайшее же время он этим займется, оттягивать ни на день не будет, только так. Ну что ж, сказал представитель, у него тогда все, он благодарит за добрый прием комиссии и будет рад новой с ним, Кашириным, встрече. Каширин еще пошутил: он тоже рад будет, но с одной оговоркой: если они увидятся не в роли проверяющего и проверяемого. Тот, улыбнувшись, согласился с этим.

После комиссии Каширин окунулся в дела, как в омут, — опять поездка за поездкой, в одно хозяйство, другое, потом провел ряд совещаний — мало порядка в районе, запущено все, надо бы и встряхнуться, открыть на все глаза, иначе в грязи и мусоре поутонут; и дорогам внимание посерьезнее, снова повсюду колдобины, ямы, им что, так больше нравится, да? Словом, профилактику провел вовремя и обстоятельно, чтоб шевелились и думали на местах, не просто отсиживали свои рабочие дни.

Но как бы он занят ни был, как бы его ни закрутило, а он все же нашел минуту, позвонил в поликлинику и поинтересовался, как обстояло дело в Зайчиках с девочкой и ее бабушкой и помогли ли ей. Но дежурная, когда он заговорил о том, сослалась на то, что она лишь сейчас и заступила и поэтому ничего определенного ответить не сможет, но врач, который тогда ездил в Зайчики, на месте, он, возможно, расскажет более конкретно, потому как там лично был. Дежурная позвала врача, тот взял трубку, узнав по голосу Каширина, обо всем подробно ему поведал, как там и что происходило. У бабушки действительно был приступ, причем серьезный, трудно сказать, как дальше все повернется, однако они сделали все от них возможное. Бабушка немного отошла и сейчас чувствует себя маленечко лучше. После того как они понаделали той уколов, понадавали таблеток, побывали и у местного фельдшера и объяснили, что тому надо будет делать, если вдруг бабушке снова станет плохо. Вот такие дела, закончил врач. Что с девочкой? Она успокоилась. Когда они уезжали, она уже во дворе играла. Девочка есть девочка, ребенок еще, она многого не понимает. Эта-то понимает все, заметил про себя Каширин, выслушивая по телефону врача, Марта внешне кажется только ребенком, а на самом деле рассудок у девочки как у взрослого. Когда врач умолк, Каширин поинтересовался: а где фельдшер был, почему он старухе не помог? Тот помолчал. Знаете, объяснил он потом нехотя, фельдшер там, по его мнению, врача, — случайный человек, он по сути и не врач никакой — бывший ветеринар, а коль специалистов там нет, вот и исполняет обязанности. Это первое. Второе — фельдшер пьет. Вот и тогда он был пьян и ему, естественно, было не до старухи, ему самому впору вызывать было «скорую». Вот, вот, заострил свое внимание Каширин, еще один вопрос, который ему незамедлительно надо решать. Это проблема, и большая причем! В деревнях и селах остались, считай, старики да старухи, молодежь давно укатила, а присмотра за пожилыми никакого, тем более — ни больниц, ни аптек там, кое-где имеются, конечно, но это разве выход — нет. И Каширин тут же пометил для себя: разобраться, принять меры и как можно срочно!