В полдень, на Белых прудах - [169]
— У тебя праздник, что людей созвала?
— Дурочка ты! — Матрена неодобрительно покачала головой: — Я нынче дом помазала, а люди мне помогли. Люди — вот кто!
— Извини мама, совсем завертелась.
— Ну, что, так и будешь стоять или назад возвращаться надумала?
— Людям боюсь на глаза показаться.
— Дурочка, да они, наоборот, обрадуются.
— Нет, мама, все равно боюсь, осуждают они меня.
Матрена махнула:
— Ну и стой тут, пока все разойдутся.
Светлана заплакала вдруг.
Матрена подошла к ней, положила руку на ее плечо:
— Ну, чего, чего ты, дурочка, расстраиваешься? Ну, записалась на очередь в больнице да и записалась, помучаешься, потерпишь — уж такая наша женская доля, — коль у тебя нет ладу с Геннадием Петровичем и не желаешь от него рожать.
— Не любит он меня, мать! — Светлана уткнулась Матрене в грудь, задергала плечами: — Он Лизавету свою любит!
Матрена погладила Светлану по голове, точно так, как делала она, когда та была маленькою.
— Ну, любит и пусть любит. А ты забудь его, раз так. — Она оживилась: — Ну, хочешь обратно в Кирпили? Переезжай и будем вместе, хочешь?
Светлана отпрянула от матери:
— Не-а, в Кирпили возврата мне нет, у меня тут шлагбаум!
— Скажешь тоже…
— Нет! — категорически заявила Светлана. — Об этом не веди разговору даже, поняла?
Матрена опустила голову:
— И у курицы сердце есть, и она жалостью может проникнуться, а вот ты, Светлана… — Она не договорила, Отвернулась, вытирая углом платка выступившие вдруг слезы.
Теперь пришел Светланин черед уговаривать Матрену:
— Ну, ладно, мать, ну, что ты, ей-богу! Все, может, еще уладится, отец скоро уже вернется, два года, считай, и осталось. Перестань, перестань, мать!
— Для меня они, два года эти, — целая вечность, — и Матрена заплакала еще громче.
Светлана забеспокоилась, заоглядывалась по сторонам: не дай бог, сейчас сюда люди сбегутся!
— Мать, мать, тише! Ну, что ты, честное слово, как маленькая! Народ весь соберешь!
Матрена кивнула:
— Все, все, больше не буду. — Она провела опухшими узловатыми ладонями по щекам, размазала слезы, И тут же умоляюще уставилась на Светлану: — Ну, что, дочечка, пойдем домой, а?
И та сдалась, не устояла перед материнской просьбой, но с уговором, чтоб никто ее не видел.
А во дворе, рядом с новым обмазанным Матрениным домом, продолжалось веселье, шальное, искрометное. Скакали и визжали бабы, вышибая из себя семь потов, заливалась гармошка, тяжело топали ногами мужики, выкрикивая однообразно: «У-уп!», «У-уп!», «У-уп!» Где и силы взялись после целого дня работы.
Матрена провела незаметно Светлану во времянку:
— Сиди тут и не шевелись, скоро народ начнет расходиться, — сказала она дочери, а сама опять вышла на улицу.
И снова ее позвал Васютка.
— Что еще? — спросила у мальчишки Матрена, полагая, что тот ее дразнит.
— Вас мужик, теть Матрена, кличет.
— Какой такой еще мужик? Где он?
— Там, за двором, — указал в темноту Васютка.
Матрена пошла туда:
— Ах господи ты боже мой, Геннадий Петрович, вы?!
— Я!
— Когда приехали?
— Сейчас и прикатил.
— На чем? Автобусов-то нет в эту пору.
Геннадий Петрович махнул: мол, добрался, сумел, потом спросил:
— Светланка у вас?
Матрена взглянула на него строго:
— Геннадий Петрович, а может, не надо, а?
— Чего? — не понял тот.
— Ну… поигрались — и хватит. Зачем, спрашивается, девке морочить голову. Я сразу подумала: вы всерьез с ней решили, со Светланой, обрадовалась даже: наконец-то дочь моя остепенится, а вы…
— Матрена Савельевна, Матрена Савельевна, — взмолился Геннадий Петрович, — а я и в самом деле всерьез! С чего вы взяли, что я так, вроде балуюсь?
— Вижу! Не ладится у вас со Светланой, а не ладится, что вы первую жену свою любите. Вы, Геннадий Петрович, простите, как тот петух, который за двумя курами погнался, а ни одной не поймал.
— Да выдумывает все ваша дочь! — не выдержал, выкрикнул Геннадий Петрович. — Ничего этого и близко нет, не люблю я Елизавету, понимаете, не люблю! А что в дом пускаю, так я запретить ей не могу — жалко ее.
— Вот! Вот! — как бы даже обрадованно воскликнула Матрена. — Это вас и губит, Геннадий Петрович!
— Матрена Савельевна, о чем вы?
Матрена подняла руку:
— Все, Геннадий Петрович, все, прекращаем наш бесполезный разговор, тем более меня люди ждут. И еще вам совет: не трогайте сейчас Светлану, ей и без вас горько!
— А мне, вы думаете, сладко? — крикнул с обидой в голосе Геннадий Петрович.
Вернувшись, Матрена зашла прежде всего во времянку и сообщила дочери новость: радуется пусть, прикатил ее воробушек.
Светлана округлила глаза:
— Какой? Ге-еша, что ли?
— Представь себе!
Дочь на какое-то мгновение задумалась, потом попросила:
— Позови его, мать. Сюда позови!
— Зачем?
— Я скажу ему, — Светлана, напыжившись, приподнялась, — я… я согласна за него замуж! Согласна!
Обескураженная, Матрена попятилась назад, чудом нащупала табурет и со стоном плюхнулась на него: эх-ма, вот так поворот! Надо же! Что за дети сейчас пошли?!
Воскресным утром Матрена подскочила раньше обычного — еще бы! — она хозяйка, а у нее гостей полон двор, кто поить и кормить их будет? А развлекать? Стала завтрак готовить, а из рук все валится, и ничего поделать с собой не может. Не о новом доме и гостях мысли, не о замужестве Светланы — об ином совсем. Но о чем же? Матрена еще подумала в ту минуту: а не много ли всего в один вечер? Сначала нежданно-негаданно появляется Светлана, за ней Геннадий Петрович, а тут это… Погоди, как все случилось?
«Пути и перепутья» — дополненное и доработанное переиздание романа С. Гуськова «Рабочий городок». На примере жизни небольшого среднерусского городка автор показывает социалистическое переустройство бытия, прослеживает судьбы героев того молодого поколения, которое росло и крепло вместе со страной. Десятиклассниками, только что закончившими школу, встретили Олег Пролеткин, Василий Протасов и их товарищи начало Великой Отечественной войны. И вот позади годы тяжелых испытаний. Герои возвращаются в город своей юности, сталкиваются с рядом острых и сложных проблем.
Роман «Арденнские страсти» посвящен событиям второй мировой войны – поражению немецко-фашистских войск в Арденнах в декабре 1944-го – январе 1945-го года.Юрий Домбровский в свое время писал об этом романе: "Наша последняя встреча со Львом Исаевичем – это "Арденнские страсти"... Нет, старый мастер не стал иным, его талант не потускнел. Это – жестокая, великолепная и грозная вещь. Это, как "По ком звонит колокол". Ее грозный набат сейчас звучит громче, чем когда-либо. О ней еще пока рано писать – она только что вышла, ее надо читать. Читайте, пожалуйста, и помните, в какое время и в каком году мы живем.
В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».