В полдень, на Белых прудах - [161]

— Правда?

— Правда.

— А чем я тебя сбила?

— Сообщением своим.

— Ты о Ване, что ли?

— И о Ване тоже.

Зинуля на мгновение задумалась.

— Не следовало мне говорить, да?

Коля выдержал паузу.

— Почему же, следовало.

— А чего ты говоришь тогда: будто я сбила тебя?

Коля усмехнулся.

— Знаешь что, Зин, давай о чем-нибудь другом, хорошо? — предложил он.

Зинуля посмотрела на него вопросительно:

— О Ване моем не желаешь говорить? Он хороший, он славный.

Желваки заметно заиграли на щеках у Коли. Но он, по-видимому, взял себя в руки, спортсмен как-никак.

— Ладно, — сдался он, — давай о твоем Ване, коль так.

Но тут уже заупрямилась Зинуля, она заметила, с каким нежеланием на то пошел Коля. Нет, о Ване они сейчас говорить не будут. Вот дура набитая, ругнула себя тут же Зинуля, дернула ее за язык нечистая! Да, не следовало ей упоминать при Коле о Ване, не следовало. Как же она не сообразила — деревня она и остается деревней, ни туда, ни назад. Сюда бы, конечно, Валентину Григорьевну, эта бы с Колей в момент общий язык нашла, эта бы о своих ухажерах не распространялась, в том нет сомнения.

На этом их встреча, между прочим, и закончилась.

И расходились они, не договариваясь, будет у них еще очередная или нет. Просто друг другу руки подали и разошлись.

Расстроилась после того Зинуля? Ничуть. Девочки, конечно, когда она вернулась в общежитие, прилипли к ней: ну как, все в порядке? интересно было? кто он, что за парень? работает кем и где? Вопросов, одним словом, куча. Зинуля спокойно ответила на все, об одном не упомянула — что Коля печется о Белых прудах и мечтает стать журналистом. Зачем все это девочкам. Да и неизвестно, как повернется дело, получится что у Коли или нет. Для себя Зинуля решила: будет у Кашириных, обязательно скажет о прудах — жаль все же, если такие пруды пропадут, сами же разбавинцы о том после и пожалеют.

Когда Зинуля сообщила, что у них больше свидания не будет, подруги расстроились. Нет, это не Зинуля, а что-то этакое непонятное — такой парень, симпатичный, высокорослый… Э-э, помешалась она на своем Ване! А тот не кует, не мелет. Нет, останется она бобылкой, точно останется, если и дальше себя так поведет! Это пророчила Зинуле Алевтина. А вот Катенька ее не поддерживала. Оставь девчонку в покое, выговаривала она подруге, не тронь, она в своих чувствах сама как-нибудь разберется. Может, ее сердце предчувствует: с Ваней будет более счастлива, нежели с Колей, ну так или нет? За поддержкой Катенька обращалась к Валентине Григорьевне. А у той один ответ: а лучше и с Ваней и с Коленькой, так счастье ощутимее! Тьфу на вас, сердилась Катенька, и от девчат отворачивалась: с ними на эту тему нельзя говорить, бесполезно. И Алевтина, и Валентина Григорьевна смеялись — им было весело. А Зинуле? Каково той? Выходило, одна Катенька Зинулю и понимала, и старалась ей помочь.

И потянулись потом дни.

Один прошел.

Второй.

Третий миновал…

Вот встретилась она с Колей, рассуждала все это время Зинуля, а Ваня о том и не знает. Как он, кстати, будет переживать, ревновать ее к кому-то, если он этого ничего не ведает, а? Он бы, по идее, должен о том узнать, а как? Нет, послушать Алевтину — недалеко до курьеза, она до доброго не доведет. Зинуля в какой-то момент решила: пусть так и будет, как шло. Не было у нее свидания с Колей, не знала и не видела она этого светловолосого парня, спасателя с Белых прудов. Решить-то Зинуля решила, а вот забыть Колю, выбросить его из головы почему-то уже не могла, и оттого сердилась на себя и на девчат: втравили ее в это дело, а она переживает теперь. Ну больше все-таки она виновата, не следовало слушать их. Вот отказалась бы наотрез идти на свидание — и все, и ничего этого уже сейчас не было бы, ведь так? Так, так. Э-эх, голова ее садовая, неразумная!

В четверг неожиданно по телефону разыскал ее отец. Он звонил туда, где у них проходят занятия, не нашел, и вот вечером позвонил опять, но теперь уже в общежитие.

— Что-нибудь случилось, пап? — Зинуля была напряжена: мало ли что могло произойти, всяко бывает.

— Ты почему не приезжала?

— Не могла.

— Занятия проходили в субботу и воскресенье?

— В субботу — да, а в воскресенье, — Зинуля помедлила, — а в воскресенье на свидание ходила.

— Какое еще такое свидание? — Чувствовалось, отец этого от дочери не ожидал.

— Я с парнем познакомилась, он мне свидание назначил в воскресенье.

Трубка помолчала какое-то время, затем в ней послышался вздох.

— Я не буду ничего говорить, это твое дело, — произнес наконец отец. — Но будь рассудительна, не предпринимай скорых решений, согласна?

Зинуля хотела объяснить отцу, что она сознательно на это пошла, чтоб Ваню подразнить и чтоб тот всерьез изменил к ней отношение, но вовремя воздержалась — не надо этого делать, напротив, если отец Ване передаст об этом разговоре, глядишь, и на самом деле ситуация изменится к лучшему. Пусть, пусть так будет, как есть.

— Пап, ты за меня переживаешь, да? Не переживай, не надо. Все будет хорошо, ей-богу. Вот посмотришь.

— Ладно, — бросил в трубку отец, — поживем — увидим. — И тотчас переменил тему: — Как учеба?

— Нормально, пап, идет.