В полдень, на Белых прудах - [130]

Спустя две недели после того Светлана ей написала:

«С нашим Геннадием Петровичем что-то случилось, честное слово! Каждый день он собирает нас по утрам и приказывает, чтоб клиентов оберегали и ни одной лишней копейки с них не брали. Девки наши в отчаянии, не знают, что делать. Говорят: хоть в другое место сбегай. У меня тоже… Да что говорить! Уже скопила было на модерновое пальто, осталось чуть-чуть — и на тебе!.. Мать, не твоя ли это работа, скажи? Если прикинуть, то все сходится. Ты была у нас последний раз в позапрошлую субботу? Точно. Вот после того Геннадий Петрович и сбесился, будто муха какая-то ужалила. Похоже, ты и есть та самая муха! Зачем ты это сделала, если так?.. С Геннадием Петровичем я живу в его доме, у него гораздо уютнее и веселее, нежели было у Михаила Семеновича. Чтоб ты знала, мать, Геннадий Петрович постоянно о тебе спрашивает, интересуется, почему к нам не едешь? Ты, мать, не уединяйся там, приезжай поскорее, мы ждем тебя. Твои Светлана и Геннадий Петрович».

Письмо это окрылило Матрену, она уж подумывать стала, что наконец к ее Светлане подвалило счастье, наконец ее дочь определилась в жизни.

Но вот пришла новая весть от Светланы: не уживется она с Геннадием Петровичем, не знает почему, но не уживется. Ах, Светлана, Светлана, ах, паразитка этакая! Ну погоди она у нее, погоди, дай ей, Матрене, свидеться с ней, она задаст девке по самое первое число, прилюдно остановит ее и так отстегает, что та будет долго помнить и другим закажет не вытворять того, что она вытворяет.

К дому Геннадия Петровича Матрена прибежала запыханная. У двора остановилась, чтоб отдышаться. Но постояла недолго, времени-то у нее кот наплакал: надо поторапливаться, если не собирается подводить Анюту.

Светлана, к счастью, была дома, Геннадий Петрович тоже еще не уходил на работу (надо же, а девки в столовой сказали, что он будто на базу за продуктами уехал — ишь! Ишь, как начальство свое ограждают!).

Геннадий Петрович, увидев Матрену, обрадовался:

— Ой, сколько лет, сколько зим! — Точно и вправду она у них давно была — вот кот-лизун!

Матрена постепенно начинала раскусывать своего будущего зятя. Отчего будущего? Потому что не расписан с ее Светланой, а что живут под одной крышей и спят в одной постели, так это не в счет, в современный век удивляться ничему нельзя.

Матрена отдала должное, поздоровалась с Геннадием Петровичем, порасспрашивала, как у него и что, и — к Светлане, которая, понурив голову, лежала на кровати:

— Дочечка, миленькая, что с тобой? Заболела?

Матрена покосилась на Геннадия Петровича, понимая, что откровенной беседы со Светланой у нее при нем не получится, но тот, к счастью, вовремя сообразил и сам ушел, предварительно, правда, попрощавшись: «Вы надолго, Матрена Савельевна? Нет. Ну приезжайте еще, песни попоем, попляшем. Приедете? Вот и хорошо!»

— Так что же все-таки произошло? — спешила задавать вопросы Матрена. — Ты можешь мне сейчас объяснить, коль в письме не сделала этого?

Светлана вскочила вдруг с постели:

— Мать, выручай!

— Ну что, что с тобой, дочечка? Ну что же ты молчишь? — Матрена не выдержала, заплакала.

Светлана некоторое время стояла, каменно застыв.

— Беременна я, мать! — выговорила она наконец.

— Бере-еменна?

— Да, мать, беременна!

Матрена облегченно вздохнула, ей показалось, что на спине у нее был камень, только что он там лежал, и вот теперь его вмиг не стало, свалился, слава богу, со спины.

— Хух! А я уж думала, что-то страшное произошло. Тут у меня свое дело не ладится. Митяй, черт этот лысый, людей на мазку дома не освобождает, все выходные рабочими объявляет, план, значит, торопится выполнить, чтоб в числе первых райкому рапортовать; а тут твое еще письмо, слезами пропитанное… — Матрена успокаивающе погладила дочь по голове: — Вот, дурочка, чего, спрашивается, печалиться? Ну беременна так и беременна, дитеночка мне родишь, внука, значит, и буду я им забавляться. Это же хорошо! Вон от Владимира ждала — не дождалась, от тебя уж сколько времени жду… Ничего, все будет в порядке, родишь, лишь бы вы жили хорошо, мирно.

Светлана посмотрела на мать сердито:

— У тебя что, Матрена Савельевна, не все дома, что ли? Чего буровишь-то, чего выдумываешь, а? О каком ребенке речь, если она опять приходила, обихаживала Геннадия Петровича.

Матрена насторожилась:

— Кто? Кто — она-то?

— Жена его бывшая. Лизавета!..

Лизавета, Лизавета,

Ты люби меня за это!

— Ну и… приходила да и приходила, тебе-то что? Он ведь в разводе с ней, Геннадий-то Петрович? В разводе. Что еще тебе надо? Тем более она от него сама ушла…

— Да в том-то и казус весь, что Геннадий Петрович не в разводе, официальном, я имею в виду, ну, по закону, — почти выкрикнула Светлана.

Услышав это, Матрена охнула:

— Как же? Но он ведь лично мне говорил…

— Говорил! Говорил! — Светлана тигрицей прошлась туда-сюда по комнате: — Нам мужики много кое-чего говорят, обещают, так что, всему верить?

Матрена молчала, она, можно сказать, сдалась, подняла руки. «Надо же, — подумала про себя, — а с виду серьезный!..»

— Что ты делать решила? — Почему-то именно этот вопрос возник у Матрены в мозгах, он как бы застрял там, но все время просился наружу.