В поисках Великого хана - [18]

Не раз у доктора возникало подозрение, что этот «генуэзец», не расположенный к беседам о своем происхождении и знающий столько языков, не имея в то же время родного, быть может такой же обращенный, как, он сам, предусмотрительно скрывающий свою истинную национальность в стране, где инквизиция уже за много лет до его появления начала преследовать людей подобного происхождения.

В ожидании возвращения в Кордову королевской четы проситель, плохо одетый и еще хуже питавшийся, лишенный всяких средств к существованию, кроме ничтожных подачек, которые время от времени ему посылали герцог Мединасели и еще некоторые сеньоры, проводил время в общении с доктором Акостой. Он приходил всегда в обеденный час, и знаменитый врач приглашал его к столу. Иногда, чтобы немного облегчить его нужду, доктор покупал у него книги, толстые тома, напечатанные в Италии или Барселоне, которые тот продавал монахам или ученым.

Помогая ему таким образом хоть что-то заработать, доктор в то же время давал ему читать свои книги и особенно рукописи, чтобы излечить его от множества заблуждений, свойственных человеку, получившему образование поздно и наспех.

Доктор считал его человеком малознающим, но одаренным от природы, и так как чужеземец многое повидал за время своих скитаний по морям, доктор с удовольствием заставлял его расплачиваться за обеды рассказами и расспрашивал его так искусно, что тому невольно приходилось говорить о своем прошлом. Но это прошлое, однако, начиналось только с его жизни в Португалии. Все предшествующее, связанное с его пребыванием на Средиземном море, было окутано мраком и тайной.

Один только раз он заявил, что был когда-то капитаном и командовал кораблем Рене Анжуйского, властителя Прованса;[46] но это не соответствовало его возрасту, если ему было, как он говорил, не более тридцати лет. Обычно он плавал на чьих-либо кораблях в качестве маэстре, или лоцмана, и потому его обычно называли маэстре Кристобаль.

По всей Андалусии было принято бросать в кувшины с водой кусочки камеди, которая подслащала напиток и придавала ему, как говорили в народе, чудодейственные свойства, сохраняющие здоровье. Ее привозили с Хиоса, одного из островов греческого архипелага, и маэстре Кристобаль утверждал, что он бывал там и привозил оттуда этот товар, на который был такой спрос… И это было все, что он сообщал о своей средиземноморской жизни.

Вскоре стали раскрываться кое-какие подробности. В тихие предвечерние часы, часы спокойного эпикурейского благодушия, сидя после вкусного обеда в библиотеке у стола, заставленного бутылками местного вина, монтильи и хереса, этот человек, такой скрытный, когда речь шла о прошлом, иногда проговаривался доктору о некоторых эпизодах, проливающих свет на тайну его жизни. Порою он рассказывал о каком-то морском сражении у мыса Сан Висенте между судами пиратов и четырьмя генуэзскими кораблями, шедшими в Англию, на одном из которых он и служил. Разбойничьи суда принадлежали флоту Коломбов, адмиралов, которые служили Франции и которых благодаря их имени считали генуэзцами. Все, что имело отношение к морю, считалось тогда генуэзским. На самом же деле оба эти разбойничьих адмирала, Коломбо-старший и Коломбо-младший, были французами, гасконскими моряками, и настоящее имя их было Казенава, но на родине им дали бранную кличку Куон или Куллон,[47] которую испанцы переделали в Колон, а итальянцы — в Коломбо.

Корабль, на котором маэстре Кристобаль мирно служил тогда в качестве простого матроса торгового флота, запылал одновременно с пиратским судном, взявшим его на абордаж; оба охваченные пламенем, пошли ко дну, и генуэзец, ухватившийся за кусок дерева, спасся только благодаря тому, что волны выбросили его на португальский берег. Таково было его романтическое появление в этой стране.

В других случаях у него вырывались кое-какие слова, по которым доктор начал догадываться об истинной роли маэстре Кристобаля. Он благожелательно отзывался об адмирале Колоне-младшем и даже в какой-то степени гордился сходством его имени со своим. Скорее всего он сам находился на одном из пиратских судов и, спрыгнув с него в море во время пожара, ухватился за спасительную доску, расставшись, таким образом, со своими собратьями по морскому разбою.

В те времена во всем этом не было ничего удивительного.

Точно так же как сухопутные войска насчитывали в своих рядах немало разбойников, так и флот не был свободен от такого греха, как пираты. Только моряки, отличавшиеся робким нравом и смирившиеся с тем, чтобы всегда быть чьей-то жертвой, могли похвастать безупречно честной морской жизнью.

Затем маэстре Кристобаль совершил путешествие к северным морям Европы, за пределы Британских островов. Он уверял, что побывал на Фуле, острове, который Сенека[48] и другие древние авторы описывали как самый отдаленный из всех островов на земле и которому скандинавы впоследствии дали имя Исландии. Доктор Акоста, однако, усомнился, услышав это. Скорее всего он не был дальше некоторых островов на севере Англии, куда португальские суда ходили за оловом. Маэстре Кристобаль, увлекательный рассказчик, обладал одним недостатком — он утверждал, что видел своими глазами те города, о которых на самом деле знал только понаслышке. Так же поступали и Марко Поло, и Мандевиль, и Конти,