В поисках вечного человека - [3]
— Погружаешься в материал и вытягиваешь вереницу смыслов…
Первое, так это то, что после Чернобыля осталась мифология о Чернобыле. Там, где сознание беспомощно, не движется, вступает в свои права подсознание. Страхи, сны, предсказания, даже анекдоты — все меня интересовало. Иррациональное — это заглядывание за край, за предел, куда обычным способом не заглянешь. Вопрос не праздный: за что пытается удержаться человек? Какие ищет объяснения? Что любопытно, упоминают религию, философию и искусство, а не физику и математику. Мир физики кончился, отсюда появившийся вкус к метафизике. Реальность, похоже, ускользает.
«Чтобы понять то, что случилось, существуют два пути — философия и религия, а искусство это не может пережить, оно способно только представить».
«Так был потрясен, что неожиданно начал писать стихи, хотя далеко не мальчик».
«Я стала ходить в церковь, только у религии есть ответы на эти вопросы».
Событие как бы находится еще вне культуры. Человеку нечего воздвигнуть внутри себя как точку опоры. Мир покачнулся… Политики никак не отреагировали, но мгновенно утеряли свои прежние измерения такие слова, как: «далеко» и «близко», «свои» и «чужие», «военный атом» и «мирный атом». Мир стал теснее. Изменились и наши отношения со временем, с этой таинственной материей бытия и небытия. Слова «всегда» и «никогда» вдруг наполнились смыслом, некой вещественностью. Кто нынче воскликнул бы вслед за Пушкиным, что и у «гробового входа младая будет жизнь играть»?
И в то же время люди смотрели на горящий реактор и сажали картошку… Ловили рыбу…
Опять-таки повторю, совпало две катастрофы: социальная — на наших глазах ушел под воду гигантский социалистический материк и космическая — Чернобыль… Первая — понятна: вдруг захлопнувшиеся границы и новые государства, двуглавый орел вместо серпа и молота, остановившиеся военные заводы, безработица и высокие цены, незнакомое слово «рынок» вместо кроваво обжитого «социализм», а вторая — зиверты и кюри, военные посты и колючая проволока, странные, еще даже не названные болезни и мертвая земля с оставленными домами, в которых вместо людей поселились звери. Я не забуду эти сюрреалистические картины: едешь по уже проросшему кустами асфальту, а из деревенской хаты то выпрыгнет прямо из окна испуганный заяц, то выскочат из темного дверного проема дикие кабаны. Мирно пасутся косули в центре деревни: возле братской могилы и памятника Ленину. Заходят олени…
Время там остановилось, время стало там тем, что оно и есть, — вечностью. А мы онемели…
— Для одних эта земля конец света, а для других — полная свобода. Или убежище. Есть такие, которые сами едут туда, или те, что жили там раньше, назад вернулись. А многие не могут уехать, потому что нигде их никто не ждет. Их забыли. У государства новые проблемы. Как они все-таки там живут? Как справляется их психика с этим кошмаром?
— Чернобыль — уже метафора, символ. Но для всех разный. В Киеве или Минске — один Чернобыль, в самой зоне — другой. Где-то в Европе — третий. В самой зоне поражает равнодушие, с которым чаще всего говорят о нем. Для людей здесь — это обыкновенная жизнь. В мертвой деревне живет старик. Один. Спрашивают у него: «Вам не страшно?» А он: «Чего страшно?»
Одни хотят забыть и жить, будто ничего не произошло, другие считают, что в доме повешенного не говорят о веревке и лучший способ забыть — это не говорить, третьи ощущают себя жертвами, это уже способ их существования, утешиться они могут только своим страданием. Но во всех живет страх. Явный страх, подпольный страх. Много самоубийств… Пьют… Политики отыграли «чернобыльскую карту» и вспоминают о ней все реже. Неожиданно хлынули тысячи беженцев (от знакомого страха в страх неведомый): из Душанбе, Фрунзе, Грозного… Бегут от войны или из бывшего СССР — самые слабые, не нужные и неприкаянные, выброшенные на обочину перемен и передела, из тех миллионов русских, что остались за пределами России. А теперь их отовсюду гонят: еще одна Россия! Целая страна — двадцать пять миллионов. Чернобыльская страна. Десятки национальностей. Снова оживают пустые города и деревни. Там рождается новый дух…
«Здесь не страшно… Здесь не стреляют… Я больше всего человека боюсь… Человека с автоматом…»
«Мы — не русские, мы — советские. Той страны, что была нашей родиной, нет. Нет у нас домов, нет у нас земли — все забрали. А здесь не заберут, тут остались только мы и Бог. Ходили по пустым улицам, зашли в пустую хату — икона лежит на белой скатерти. Стали жить…»
«Здесь чувствуешь себя свободным человеком… Здесь ты не коммунист, не демократ, не националист, не фашист… Здесь ты — свободный человек».
На чернобыльской земле живет дочернобыльский человек. Обживает и вживается в новую реальность.
В голову не приходит что-нибудь придумывать. Собираешь детали… Доверяешь деталям… Ищешь детали… Однажды пришла в дом к умирающему вертолетчику. Встретил словами: «Как хорошо, что вы успели! Застали меня… И есть кому рассказать… Мы мало поняли, но все видели, запомнили. Напишите…»
— Как вы считаете, надо закрыть все атомные станции? Или мы должны с ними жить?
Без этой книги, давно ставшей мировым бестселлером, уже невозможно представить себе ни историю афганской войны — войны ненужной и неправедной, ни историю последних лет советской власти, окончательно подорванной этой войной. Неизбывно горе матерей «цинковых мальчиков», понятно их желание знать правду о том, как и за что воевали и погибали в Афгане их сыновья. Но узнав эту правду, многие из них ужаснулись и отказались от нее. Книгу Светланы Алексиевич судили «за клевету» — самым настоящим судом, с прокурором, общественными обвинителями и «группами поддержки» во власти и в прессе.
Самая известная книга Светланы Алексиевич и одна из самых знаменитых книг о Великой Отечественной, где война впервые показана глазами женщины. «У войны — не женское лицо» переведена на 20 языков, включена в школьную и вузовскую программу.На самой страшной войне XX века женщине пришлось стать солдатом. Она не только спасала, перевязывала раненых, а и стреляла из «снайперки», бомбила, подрывала мосты, ходила в разведку, брала языка. Женщина убивала. Она убивала врага, обрушившегося с невиданной жестокостью на ее землю, на ее дом, на ее детей.
Главные герои не политики, не солдаты, не философы. Главные герои — дети, которые запоминали самые яркие и трагические моменты той войны. Не сами события, а то, что чувствовали. «Я помню маму. Когда ее вели на расстрел, она просила: „Дочку уведите… Закройте дочке глаза…“, — вспоминает одна из героинь». А я не плакал, когда падала бомба, я топал ножкой и приговаривал: «Я буду жить! Я буду жить!». И эти воспоминания детские, беззащитные, до основания обнажают и разоблачают «человеческое безумие в форме войны». На развороченном путиСтоит мальчишка лет пяти,В глазах расширенных истома,И щеки белые как мел.— Где твоя мама, мальчик?— Дома.— А где твой дом, сынок?— Сгорел.Он сел.
Завершающая, пятая книга знаменитого художественно-документального цикла Светланы Алексиевич «Голоса Утопии». «У коммунизма был безумный план, — рассказывает автор, — переделать “старого” человека, ветхого Адама. И это получилось… Может быть, единственное, что получилось. За семьдесят с лишним лет в лаборатории марксизма-ленинизма вывели отдельный человеческий тип — homo soveticus. Одни считают, что это трагический персонаж, другие называют его “совком”. Мне кажется, я знаю этого человека, он мне хорошо знаком, я рядом с ним, бок о бок прожила много лет.
Вторая книга (первой стала «У войны не женское лицо») знаменитого художественно-документального цикла Светланы Алексиевич «Голоса Утопии». Воспоминания о Великой Отечественной тех, кому в войну было 6-12 лет — самых беспристрастных и самых несчастных ее свидетелей. Война, увиденная детскими глазами, еще страшнее, чем запечатленная женским взглядом. К той литературе, когда «писатель пописывает, а читатель почитывает», книги Алексиевич не имеют отношения. Но именно по отношению к ее книгам чаще всего возникает вопрос: а нужна ли нам такая страшная правда? На этот вопрос отвечает сама писательница: «Человек беспамятный способен породить только зло и ничего другого, кроме зла». «Последние свидетели» — это подвиг детской памяти.
Несколько десятилетий Светлана Алексиевич пишет свою хронику «Голоса Утопии». Изданы пять книг, в которых «маленький человек» сам рассказывает о времени и о себе. Названия книг уже стали метафорами: «У войны не женское лицо», «Цинковые мальчики», «Чернобыльская молитва»… По сути, она создала свой жанр — полифонический роман-исповедь, в котором из маленьких историй складывается большая история, наш ХХ век.Главной техногенной катастрофе XX века — двадцать лет. «Чернобыльская молитва» публикуется в новой авторской редакции, с добавлением нового текста, с восстановлением фрагментов, исключённых из прежних изданий по цензурным соображениям.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Говорят, что аннотация – визитная карточка книги. Не имея оснований не соглашаться с таким утверждением, изложим кратко отличительные особенности книги. В третьем томе «Окрика памяти», как и в предыдущих двух, изданных в 2000 – 2001 годах, автор делится с читателем своими изысканиями по истории науки и техники Зауралья. Не забыта галерея высокоодаренных людей, способных упорно трудиться вне зависимости от трудностей обстановки и обстоятельств их пребывания в ту или иную историческую эпоху. Тематика повествования включает малоизвестные материалы о замечательных инженерах, ученых, архитекторах и предпринимателях минувших веков, оставивших своей яркой деятельностью памятный след в прошлые времена.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Идея развития – одна из жгучих тайн бытия – остается чрезвычайно важной для познания земной жизни и смысла нашего существования. К сожалению, эволюционная теория Дарвина, основанная на принципе естественного отбора, сегодня не может объяснить появления разумных существ. В поисках собратьев по разуму астрофизики прослушивают и просматривают космические дали. Но таинственные собратья по разуму находятся здесь, на Земле, – это животные и растения, грибы и бактерии. Ученые изучают их с позиций «высшего разума», но высшим разумом обладает Божественная Среда нашей планеты, а все живые существа, включая нас, лишь её более или менее неразумные дети.Пора обдумывать сложные природные процессы, стараясь постичь их смысл.
Многие ли из нас могут похвастаться знанием «Ригведы» и «Махабхараты»? Да и имеем ли мы возможность в условиях «кризисной гонки» читать многословные толстые книги?.. Сборник, который Вы держите в руках, – идеальный выход из положения. Эта россыпь миниатюр вбирает в себя целый калейдоскоп «тонких знаний», представленных амальгамой самых разнообразных жанров – от басен и пересказов древнейших эпических поэм до остросюжетных анекдотических историй, соперничающих с лучшими «жемчужинами» жанра. Индийские ведические притчи многогранны и универсальны: они пленят неискушённое сердце и поразят самого «продвинутого» гуру…