В поисках молодости - [63]

Наконец мы попрощались. Нерис собиралась еще зайти к каким-то своим знакомым. Она крепко пожала, даже потрясла наши руки.

— Будем друзьями, — серьезно сказала она.

Тогда мы еще не знали, что Нерис до самой своей кончины будет нашим близким другом. Мы стояли и долго провожали взглядом поэтессу. Она исчезла в толпе. И мы почувствовали, что в нашу жизнь вошло что-то новое, юное и прекрасное. Вокруг стало светлее.

Пятый номер «Третьего фронта» вызывал всеобщий интерес не только из-за Саломеи Нерис, хоть это, разумеется, было главной причиной. Всем своим содержанием журнал повернул в сторону социалистической литературы.

Через всю первую страницу шел рисунок советского художника Соколова-Скаля «Рабочий». Номер был украшен также гравюрами Кольвиц и Мазереля. По случаю годовщины смерти Маяковского мы поместили портрет поэта работы Давида Бурлюка и несколько стихотворений. Пятрас Цвирка дал острый рассказ «Жизнь так приятна». Наши новые позиции недвусмысленно выражали цикл моих стихов «О всяких вещах», статья Корсакаса, обобщавшая ответы на нашу анкету, статья Райлы «Рывок пролетарской литературы». В номере не было Казиса Боруты. Может быть, он просто не успел подготовить материал, а может быть, ему не все понравилось в четвертом номере, — теперь трудно судить об этом.

Так или иначе, но пятый номер «Третьего фронта» широко прозвучал не только как протест против мещанского убожества литовской жизни, но и как надежда на новый, другой мир. О каком мире шла речь в журнале, нетрудно было вычитать меж строк…

После выхода пятого номера раздались остервенелые крики. «Эхо Литвы» опубликовало «Письмо в редакцию» Гербачяускаса, в котором старый противник «Третьего фронта», потеряв равновесие, вопил: «Я не совсем понимаю политику, которую ведут наши правительственные органы по поддержанию внутреннего порядка и спокойствия… Неужто поклонники коммунистов пользуются в Литве привилегиями?.. Нашим писателям придется применить браунинг, чтобы защитить свою жизнь от агентов международного пролетариата».

Этот истеричный вопль мистика предупредил нас, что «Третий фронт» собираются закрыть. Газета «Утро» напечатала статью под заголовком «Варяги красного большевизма в Литве». Старик Адомас Якштас ни с того ни с сего поместил в своем сборнике стихов целый «гимн» нашему коллективу, понося нас совершенно нексендзовскими словами:

Вы не эхисты-конструктивисты,

А просто-напросто собакисты.

Короче говоря, против нас восстала вся реакция, буржуазная печать всех направлений. В борьбе против нас использовали клевету, вымысел, ложь. Но для нас самих наш путь становился все яснее, и мы не собирались отказываться от него.

В начале лета в Каунасе я встретился с литовским писателем из США Альгирдасом Маргерисом,[80] антирасистский рассказ которого «У нас кожа черная» мы опубликовали в последнем номере журнала. Маргерис в те годы придерживался либеральных или социал-демократических взглядов. Но наш журнал ему понравился, и он обещал по возвращении в Америку организовать там поддержку «Третьему фронту». Он мне показался интересным, думающим человеком, влюбленным в свою старую родину, хотя здесь его далеко не все радовало. Я чувствовал, что он, долгие годы живший в условиях буржуазной демократии, просто не переваривает литовского фашизма.

Лето я провел в родной деревне. «Штудирую теорию исторического материализма, — писал я своему старому другу Жиленису. — Каждый день набиваю голову полезными сведениями».

Драздаускас написал мне из Скуодаса: «Саломее я пишу и посылаю литературу. Посылай и ты. Очень важно, чтоб она не стояла на месте. Важно и необходимо, чтобы она не ударилась в «сентиментальный социализм». Кажется, этого не случится, она — баба смелая, и такие вещи ей не к лицу».

Как будет реагировать Казис в Берлине на свежий номер «Третьего фронта»? Это тревожило нас.

А Борута в один прекрасный день появился в Каунасе. Приехал он, как я понял, нелегально (нелегально он жил и в Берлине). Несколько дней прожил у меня, потом, кажется, увиделся с профессором Биржишкой. Хотел уехать куда-нибудь из Каунаса, подальше от охранки. Я списался по этому делу с Райлой, решив, что на краю Литвы, где была его деревня, никому не придет в голову искать Казиса. Но Казис к Райле не попал, потому что тот в это время из деревни уехал. Так что Казис продолжал жить в Каунасе — по нескольку дней у разных знакомых.

(Летом 1964 года мы с Борутой гуляли по Паланге. Показав небольшую виллу по улице Бирутес, он сказал:

— Здесь Вацловас Биржишка выиграл меня в карты у министра внутренних дел Рустейки. Когда в тысяча девятьсот тридцать первом году я вернулся из-за границы, меня должны были арестовать и посадить. Профессор Биржишка мне сказал: «Не бойся, такие дела можно устроить в частном порядке. Я буду играть в карты с Рустейкой и за столиком улажу это дело».

Так и случилось, — рассказывал Казис. — Но позднее начальник охранки Статкус увидел, что я гуляю на свободе, и все-таки загреб меня. А может быть, передумал сам Рустейка.)

О «Третьем фронте» с Казисом мы почти не разговаривали — отложили это дело до осени, когда весь коллектив соберется после каникул в Каунасе.