В поисках ковчега Завета: По следам скрижалей Моисея - [14]
Это смешение понятий (табот = ковчег Завета, табот = деревянная или каменная алтарная скрижаль) обсуждалось многими выдающимися учеными, занимающимися религиозными практиками Эфиопии, например Людольфом, Диллманом или Лвиди. Самое популярное объяснение этой проблемы предполагает, что первоначальное значение данного слова было действительно "ковчег" как контейнер прямоугольной формы, но затем произошло перемещение значения с емкости на содержимое, на скрижали Моисея с Десятью заповедями. И именно в этой форме табот существует сейчас.
Максим Родинсон считал, что идея "перенесения значения с емкости на содержание, с целого на часть" достаточно сомнительна. Он также не был согласен, что процесс несения таботов вокруг церквей "сильно напоминает путь, по которому священники несут свитки Торы в еврейских синагогах"[20]. Вместо этого он утверждал:
В иудейском культе нет объектов, подобных священной скрижали. Напротив… эфиопский артефакт имеет аналог в христианских алтарных скрижалях, находящихся в основном именно на Востоке, особенно в коптских церквях[21].
Мы можем спросить, если это только имя целого, обозначающего часть, то почему же слово "табот", обозначающее "ящик", употребляется для указания на деревянную табличку, а не на ящик, в котором она хранится? Более сложное объяснение происхождения данного термина опирается на ритуальное использование табота:
По-видимому, дело в том, что слово "табот" употреблялось в Ветхом Завете, а в Ветхом Завете ковчег — это, в общем смысле, ларец. Когда наконец символ ковчега стал применяться по отношению к алтарным скрижалям в Эфиопии, которые уже использовались, было совершенно не важно, что эти куски дерева не имели форму ящиков. Оки уже были частью ковчегоподобного ритуала. Вопрос был в ритуальной функции, а не в физическом сходстве… Возможно, что атрибуты ковчега стали частью табота, потому что с ними были связаны ритуалы жертвенности. И если на первый попадала кровь, пролитая жрецом, то второй стал местом жертвы, воплощенной в евхаристии[22].
Для нашего исследования важно возможное отождествление табота с ковчегом Завета. Как бы там ни было, но этот факт является весомым доказательством пребывания ковчега в Аксуме. Позднее я покажу, как он постепенно появляется в литературе и как вовремя происходит его отождествление с таботом, давшее почву для идеи, что "концепция и функция табота представляют собой полное подчинение ветхозаветным формам культа"[23].
Но так ли это? Эфиопский священник, которого я процитировал, полностью соглашается с данной точкой зрения, и в ней явно виден смысл — версия КН: ковчег находится в Эфиопии, таботы — это его копии. В реальности смысл и функции эфиопского табота — христианской алтарной скрижали — очень далеки от тех, что связаны с иудейским ковчегом, хотя сами эфиопы и пытаются связать их вместе концептуально.
В какой период истории таботу стало приписываться не только центральное место в церковной службе, но и символическое отождествление с ковчегом или скрижалями Моисея? Когда, согласно версии о бесконечном копировании ковчега в таботах, ковчег стал центральным звеном каждой евхаристии по всей Эфиопии? Правда ли, что "уже в XV веке каждое церковное здание в Эфиопии рассматривалось как подобие святая святых храма Соломона в Иерусалиме, а табот — как копия ковчега Завета"[24]? Изучая материалы, мы выяснили, что отождествление табота с ковчегом произошло гораздо позднее.
Около 1200 года Абу Салих описал ковчег в Эфиопии. Его несли во время религиозных процессий, так же как сегодня несут таботы во время церковных праздников. Это свидетельство иностранца, который ни разу не был в Эфиопии, единственное на сотни лет, и с интерпретацией Абу Салиха надо быть осторожным.
Когда же появилась эта символическая связь? Царь Зара Якоб (1434–1468) отождествлял ковчег ("золотой табот") с Марией, а скрижали Закона с содержимым ее чрева, но идентификация алтарной скрижали с ковчегом еще не произошла. Франциско Альварес, первый иностранец, писавший о таботе в первой половине XVI века, по-видимому, ничего не знал о символизме, связанном с ковчегом, хотя и занимался религиозными эфиопскими проблемами более шести лет. Даже когда он описывает алтарный камень с горы Сион в Аксуме, то только упоминает, что в церквях тоже есть алтарные камни[25]. Но он не развивает эту идею дальше. Скрижали Закона упомянуты в примечании архиепископа Бекаделли к копии текста Альвареса, но в отношении походной церкви, сопровождавшей царский лагерь. Интересно, что эта сноска появилась благодаря римской эфиопской диаспоре. В письме к Пьетро Данесу от 1542 года Бекаделли заметил, что он подверг работу Альвареса переработке. Он также сделал некоторые исправления там, где "наши римские эфиопы" (среди них знаменитый ученый Тасфа Сион) были не согласны с написанным[26]. Примечание ясно указывает на то, что в середине XVI века эфиопы отождествляли табот царского окружения со скрижалями Закона, но не с ковчегом.
Ранее, в XV веке, смутный намек на связь между таботами и скрижалями Десяти заповедей присутствует в словах царя Зара Якоба: "каждый табот возвеличивается до Десяти заповедей"
Книга представляет собой результат многолетних исследований автором, одного из сложнейших периодов истории Древнего Рима. В ней рассматриваются те аспекты социально-политического развития Римской империи в III в. н. э., которые являются предметом спора современных антиковедов. На основании свидетельств исторических источников автор показывает роль важнейших политических институтов римлян — сената и армии — в социально-политической жизни римского государства в III в. н. э., пытается решить вопрос о правомочности утверждении антиковедов относительно провинциального сепаратизма в империи в кризисный век ее истории, предлагает новую трактовку ряда теоретических аспектов проблемы кризиса III века в Римской империи.
Книга отечественного ученого-антиковеда, доктора исторических наук, профессора М. Г. Абрамзона является первым в современной историографиии обстоятельным исследованием, посвященным более чем двухсотлетней истории организации римской провинции в одной из областей Малой Азии — Киликии. В период со II в. до н. э. по I в. н. э. эта область играла чрезвычайно важную роль в международных отношениях на Ближнем Востоке и занимала особое место в системе владений Рима. Опираясь на богатый фактологический материал — сведения античной традиции, данные эпиграфики, археологии и особенно нумизматики, — автор подробно реконструирует все перипетии исторических событий, происходивших в Киликии в эпоху «мирового владычества» римлян.
Книга "Под маской англичанина" формально не является произведением самого Себастьяна Хаффнера. Это — запись интервью с ним и статья о нём немецкого литературного критика. Однако для тех, кто заинтересовался его произведениями — и самой личностью — найдется много интересных фактов о его жизни и творчестве. В лондонском изгнании Хаффнер в 1939 году написал "Историю одного немца". Спустя 50 лет молодая журналистка Ютта Круг посетила автора книги, которому было тогда уже за 80, и беседовала с ним о его жизни в Берлине и в изгнании.
Настоящая книга – одна из детально разработанных монографии по истории Абхазии с древнейших времен до 1879 года. В ней впервые систематически и подробно излагаются все сведения по истории Абхазии в указанный временной отрезок. Особая значимость книги обусловлена тем, что автор при описании какого-то события или факта максимально привлекает все сведения, которые сохранили по этому событию или факту письменные первоисточники.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
Рассказ французского дипломата в России Мориса Палеолога о романе императора Александра II и княжны Екатерины Долгорукой (Юрьевской). В издание также включены дневниковые записи Палеолога, посвященные Распутину.12+ (Издание не рекомендуется детям младше 12 лет).Трагическая история любви российского императора Александра II и княгини Екатерины Юрьевской. Русский государь погиб от руки террориста, а дети Александра и Екатерины вынуждены были скрываться. Но через всю свою долгую жизнь в изгнании княгиня Юрьевская пронесла память о тех годах, когда была счастлива со своим Александром.
Книга Якова Гордина посвящена одному из самых ярких эпизодов в истории Российской империи — восстанию декабристов. Автор подробно исследует головоломную ситуацию, возникшую после смерти Александра I. Он предлагает свои решения загадочных ситуаций и труднообъяснимых поступков, отыскивает смысл и логику там, где они, казалось бы, отсутствуют. .
Известный петербургский писатель-историк приоткрывает завесу над «делом царевича Алексея», которое предшествовало событиям 1730 года, важнейшего периода русской истории, в котором обнаруживаются причины последующих исторических катаклизмов, захлестнувших Россию и разразившихся грандиозной катастрофой революции 1905 года. В это время у России появился шанс — выбрать конституционное правление и отказаться от самодержавия.12+ (Издание не рекомендуется детям младше 12 лет).В оформлении лицевой стороны обложки использована картина И.
История превращения двойного агента Иосифа Джугашвили в легендарного Сталина – одного из главных диктаторов XX века.