В поисках Клингзора - [17]

Но что-то отличало Вивьен от остальных женщин. Ее спокойное, немного печальное лицо Бэкон увидел впервые, покупая в киоске «Нью-Йорк тайме». Бэкон обычно брал с прилавка экземпляр, а деньги оставлял на обложке какого-нибудь журнала мод, лежавшего тут же. Однако в тот раз он попросил продавщицу подать ему газету. Вот тогда-то, принимая газету из протянутой руки, он обратил внимание на равнодушные и невеселые глаза, обращенные к нему из глубины киоска. Бэкону хватило одного этого недолгого взгляда, чтобы миловидные, печальные черты остались в его памяти как булавка, приколотая к внутреннему карману пиджака, которую всюду носишь с собой. До того дня он не замечал красоты девушки; несмотря на черный цвет кожи (Бэкон не стеснялся размышлять именно так), лицо было не грубым, а, наоборот, очень привлекательным; его не портили широкий нос и крупные губы. Оно вызывало у Бэкона ощущение тревожной предрассветной тишины тропического леса. Им овладело желание познакомиться с девушкой.

Однажды он попытался заговорить с нею — что-то о последних новостях, о войне (о войне тогда все говорили), — но ничего не добился; на губах девушки возникло нечто похожее на улыбку и исчезло, а на лице вновь застыло отсутствующее выражение.

— Ты что, немая? — обиделся Бэкон, но тут же поспешил перейти на более дружелюбный тон. — Сколько тебе лет?

— Шестнадцать, — ответила она глубоким низким голосом.

Бэкон заплатил за газету и стал медленно удаляться, словно ожидая услышать вслед призывный оклик. Однако девушка, судя по всему, не обратила ни малейшего внимания на очередного покупателя, осведомившегося о ее возрасте. На следующий день Бэкон появился вновь; от волнения у него дрожали колени, но все же ему удалось сказать твердо и равнодушно, произнося слова в нос — так, как, ему казалось, должны разговаривать белые плантаторы в южных штатах:

— Хочешь пойти в кино?

Его решительный тон и заданный напрямик вопрос пробили стену безразличия. Огромные до невероятности глаза взглянули с подозрением: это шутка? И все же губы раздвинулись в скупой, но ослепительной улыбке; даже бумага разложенных на прилавке газет в этот миг словно пожелтела.

— Не могу.

— Почему?

— Просто не могу.

— Боишься?

— Нет.

Эта сцена в точности повторялась на протяжении двух следующих месяцев. Бэкон покупал очередной номер «Нью-Йорк тайме» и всякий раз вычитывал киоскерше названия фильмов, идущих в соседних кинотеатрах, стараясь вызвать ее интерес и получить согласие, но она в ответ лишь отрицательно трясла своими кудряшками, словно отгоняла надоедливую муху. Скоро эти короткие беседы с чернокожей девушкой стали настолько привычны, что, когда она однажды утром приняла его предложение, он изумился. А вечером того же дня оба встретились у киношки на краю города. Показывали недавно вышедший на экраны страны фильм «Унесенные ветром». Он, правда, не очень хорошо запомнил сюжет, так как на протяжении почти всего сеанса украдкой разглядывал сливающийся с темнотой профиль своей спутницы, зато в память врезалось имя актрисы, игравшей главную роль, — Вивьен Ли, и с тех пор он называл этим именем свою новую знакомую. Даже когда впоследствии девушка призналась, как ее зовут на самом деле — то ли Делорес, то ли Барбара, то ли Леона, — для Бэкона она осталась Вивьен.

Через неделю, в следующее воскресенье, все повторилось сначала; даже в кино пошли на те же «Унесенные ветром», еще раз, подтвердив, таким образом, физические законы инерции. Они будто заключили негласное соглашение о том, что будут проводить друг с другом часть своего времени, но не более того. В первый раз Бэкон ее поцеловал по дороге в кино (ее губы показались ему огромными присосками, вроде тех, какими прочищают раковины). Сделал он это не из любовных побуждений, а из стремления к научному эксперименту. Прошло еще несколько недель, и к ставшим привычными сценариям их свиданий прибавились новые декорации: маленький домик за городом, доставшийся ей после смерти отца в качестве единственного наследства. Но даже там словесное общение между ними не выходило за рамки строго необходимого. Поначалу это раздражало Бэкона; ему хотелось знать, по меньшей мере, получает ли она такое же удовольствие, как он, от их физической близости или ложится с ним в постель, только чтобы ублажить его. Бэкона с его рациональным мышлением беспокоило отсутствие определенного термина, каким можно было бы квалифицировать их отношения, хотя, с другой стороны, рассуждать об этой неестественной и тайной связи казалось просто ненужной затеей. Со временем он смирился и стал воспринимать молчание как неизбежное условие присутствия Вивьен.

Бэкон только что вернулся с занятий домой, когда к нему неожиданно приехала мать. После смерти первого мужа и повторного брака она переменила фамилию и образ жизни. По происхождению она относилась к среднему классу, однако второе замужество вознесло ее до уровня местной аристократии. В новом окружении Рэчел Смит чувствовала себя как рыба в воде и с усердием перенимала царящие здесь пристрастия и порядки, в том числе присущее данной социальной группе свойство — расизм. Полученное от умершего мужа наследство позволило ей нанять пару чернокожих служанок, к которым она относилась примерно так же, как к уличным нищим. Бэкон долго не замечал в матери эту новую черту, пока однажды она, проходя вместе с ним около рабочих-негров, не заметила с раздражением: «Этот запах— такой… характерный» — и прижала к носу платочек, пропитанный ароматом французских духов.