В поисках христиан и пряностей - [11]

Папа призвал к оружию воинов западного христианства. Десятки тысяч христианских солдат двинулись на юг по Испании [57], одержимые мстительным и фанатичным порывом изгнать ислам из Европы.

На западной оконечности мира священная война была провозглашена одновременно по обе стороны все расширяющейся пропасти. Не случайно, что потомки борцов за свободу Пиренейского полуострова переплывут океаны, чтобы завоевать дальние страны во имя Христа. Война с исламом была у них в крови: на ней зиждилось само существование их государств.

Когда битва за Запад достигла своей кульминации, воодушевленные европейцы обратили свои взоры на Восток. Ответный удар по исламу, начавшийся в Испании, переносился на сам Иерусалим и теперь получил имя, под знаком которого пройдут последующие столетия: крестовые походы.

Глава 2 Святая земля

Под палящим зноем лета 1099 года тысячи обожженных солнцем христианских солдат прошли всю Европу, переправились в Азию и стеклись к Иерусалиму. Проливая слезы радости, распевая молитвы и усматривая видения в небесах, они, пригибаясь под дождем ядер из мусульманских катапульт, подвели деревянные осадные башни к высоким белым стенам святого города. Разрушив укрепления, они прорубали себе дорогу по отмеченным шрамами времени улицам, пока, казалось, не закровоточили сами камни. Едва покончив с резней, пошатываясь под грузом награбленного, они собрались в церкви Гроба Господня и молились у гробницы Христа. Через 461 год после того, как стал мусульманским, Иерусалим снова был в руках христиан.

Всплеск европейского религиозного рвения, давший начало Первому крестовому походу, зародился четырьмя годами ранее, в лесистых горах Центральной Франции. Там холодным ноябрьским утром 13 архиепископов, 90 аббатов, 225 епископов и бряцающая оружием процессия сеньоров и рыцарей собрались послушать торжественное воззвание папы римского. В церковь все не поместились, и собравшиеся перебрались на соседнее поле, чтобы услышать громкий призыв к оружию, который обрушит на Восток столетия священной войны.

Папа Урбан II [58], в миру Одо Шатильонский, происходил из рыцарской семьи в Шампаньи. На великий замысел его вдохновила иберийская Реконкиста, а действовать подтолкнула настоятельная просьба из Константинополя.

Шесть столетий спустя после падения Рима Константинополь все еще считал Западную Европу имперской провинцией под временной оккупацией варваров и наотрез отказывался признать папу римского верховным главой христианства. Каких-то сорок лет назад легаты папы все еще обивали пороги под головокружительным куполом кафедрального собора Константинополя Святой Софии и в приступе раздражения отлучили от церкви патриарха [59], что раз и навсегда разделило восточное православие и римско-католическую церковь. Просить помощи у Рима было мучительно, но у Константинополя не оставалось иного выбора.

С его площадями и улицами, украшенными греческими и римскими скульптурами, с его ипподромом, обрамленным позолоченными статуями всадников, и рядами, способными вместить сотню тысяч человек, с церквями, сияющими золотом мозаик, и мастерскими, заполненными утонченными иконами и шелками, Константинополь знал только одного соперника за титул самого великолепного метрополиса известного мира. Этот соперник был построен Аббасидами, арабским кланом, изгнавшим халифов династии Омейядов [60] с их престола в Дамаске и нанесшим завершающий удар, пригласив восемьдесят свергнутых кузенов на пир: после обеда принцев зарезали, затем столы накрыли вновь и новые правители пировали под стоны умирающих. В VIII веке Аббасиды бросили враждебный Дамаск ради места на реке Тигр, там, где она ближе всего подходит к Евфрату, и в двадцати милях от громоздящихся руин древней персидской столицы Ктесифона. Новая столица была оптимистично наречена Мадина-аc-Салам, или «Город мира», и позднее была переименована в Багдад, или «Божий дар».

Как наследник столетий культурного великолепия и место пересечения потоков знаний, текущих из конца в конец исламской империи, Багдад быстро стал интеллектуальным центром всего мира. Ученые самых разных национальностей собирались в его Доме Мудрости переводить огромное собрание греческих, персидских, сирийских и индийских текстов по науке, философии и медицине на арабский язык, а исламские теологи опробовали Коран на Аристотеле. Математики завезли из Индии и усовершенствовали десятичную позиционную систему счисления и раскрыли секреты алгебры и алгоритмов. У взятых в плен китайцев здешние ученые вызнали секрет изготовления бумаги, и межбиблиотечный обмен распространял все растущий свод знаний. Инженеры и агрономы усовершенствовали водяное колесо, улучшили ирригацию и собирали урожаи новых культур; географы наносили на карты сушу, астрономы – звездное небо. Эхо багдадского ренессанса учености волнами расходилось по всему миру, – но и тогда он уже загнивал изнутри.

Халифы династии Аббасидов построили Багдад как абсолютно круглый город, и в его сердце находился монументальный дворцовый комплекс, Золотые Врата. По мере того как их образ жизни становился все более царским, Золотые Врата стал дворцом удовольствий, вина, женщин, песен и поразительных пиров; в мире, описанном в сказках «Тысяча и одна ночь», придворные целовали землю, приближаясь к халифу, за которым повсюду следовал палач и который сбегал от общественных обязанностей в огромный гарем, полнившийся звуком мягких шагов собранных со всего света наложниц и капризных, остроумных певиц. В 917 году посольство из Константинополя принимал военный эскорт всадников на лошадях с золотыми и серебряными седлами, слонов в попонах из парчи и атласа, сотни львов и двух тысяч черных и белых евнухов. Слуги разносили вино со льдом и фруктовые соки. Дворец был увешан 38 тысячами занавесей из золотой парчи и устлан 22 тысячами ковров, а в выложенном оловом озере плавали четыре золотых с серебром корабля. Из другого пруда росло искусственное дерево, с которого свисали плоды из драгоценных камней, а на золотых и серебряных ветвях сидели золотые и серебряные птицы; по приказу халифа дерево начинало раскачиваться, металлические листья шелестели, а металлические птицы чирикали