В поисках экстаза. Целительный путь неукрощенного духа - [11]

У меня все еще не было названия для того, чем я занималась. Не было подходящего языка. Люди на моих семинарах менялись, выпрыгивая из смирительных рубашек своих личностей и взламывая стены своих защитных систем. Я использовала все возможности, чтобы высвободить дух, но у меня не было ни структуры, ни метода, ни системы. На самом деле у меня даже не было идей, только инстинкты.

Меня волновало и беспокоило, что я не могу как-то обозначить ту сферу деятельности, которой я занимаюсь. Когда люди в самолете или на вечеринке спрашивали меня: «Чем вы занимаетесь?», то каждый раз мне приходилось импровизировать, но я всегда чувствовала себя нелепо и отвечала уклончиво. Что я должна была сказать: «Я разжигаю экстаз»?.

Я сама должна была еще собрать воедино все свои части, пробудить свою внутреннюю силу, найти свой собственный голос.

Но кем я была? Как могла я извлечь смысл из того, что я делала? Была ли я настоящей или лишь подделкой? Мне нужен был учитель. И когда мои друзья вернулись из Чили, явно преображенные и распространяющие вокруг себя энтузиазм по поводу учения Оскара Ичазо, я сразу же почувствовала, что это именно тот учитель, которого я искала.

Оказалось, что Ичазо переезжает в Нью-Йорк, и вскоре я оказалась в гостинице «Эссекс», где он проводил тренинг «Арика» по духовному развитию. Оскар Ичазо, черный боливийский кот с глазами-лазерами, расшифровал мой код. Учитель-мастер, оборотень, современный мистик, он жил в сатори и призывал студентов присоединиться к нему, если им хватало храбрости. Я решилась. Он спросил меня: «Кто ты? Куда идешь? Как попадешь туда?». Я ускользала от ответа, выпутывалась, мялась. Я провалила вступительный экзамен. Но это был первый шаг.

Оскар показал мне карту моей психики: как она была сформирована и изранена. Моя рана была открытой — абсолютно негативная самооценка. Я не знала, кем я была или как мне быть с собой. Я все время заставляла себя что-то делать, заполняя черную дыру внутри себя. Именно поэтому первое упражнение под названием «Переживание пустыни» ужаснуло меня.

Я в гостиничном номере в Манхэттене. Все в номере задрапировано белыми простынями. Телефон, радио, телевизор выключены. Шторы опущены, зеркала закрыты. Ничто не отвлекает. Есть только я. Нечего делать, не с кем разговаривать, нечего курить, практически нет еды или питья — немного инжира и яблочного сока. На три дня.

Меня, наконец, попросили сдать все мои сценарии, с меня сняты все фасады. Нет ликов, которые можно надеть. И нет никого, перед кем можно быть кем-то.

Сначала начинается паника. Я так привыкла бегать от одного эмоционального возбуждения к другому, так привыкла быть занятой внешними вещами, что уединение, которое я объявляю сокровищем, ощущается как пустота, как жизнь на нуле. И, конечно же, именно так и есть. Я так привыкла быть в полете, что разваливаюсь как бумажная птица.

В первый день я погружаюсь в изнуряющие воспоминания и сон. Я просыпаюсь посреди ночи, но мне нечего делать и я могу только смириться с тем, что я здесь. Я начинаю отпускать напряжение и расслабляться, устраиваться внутри себя нежащейся кошкой. Никому не надо угождать. Нечего исполнять. Некуда идти. Просто быть здесь и сейчас.

Тишина и пустота начинают медленно окутывать меня, такие же питающие, как лоно матери. Начинает проступать новый вид наполненности — глубокий, личностный, непохожий на суетность дней, занятых обязательствами, отвлечениями, маневрами.

Одиночное заключение в городской пустыне. Я понимаю, что забыла, как останавливаться, как быть неподвижной. То есть я потеряла связь с Серебряной пустыней. Теперь, однако, достаточно просто быть здесь.

На третий день вечером Оскар приходит, чтобы научить меня упражнению, которое он называет «Нарушение границ». Мы сидим в позе полного лотоса с зажженной свечой, помещенной между нами, и смотрим друг другу в левый глаз. Он просит меня расслабиться, почувствовать дыхание, освободить ум и молча снова и снова повторять мантру «Мы одно целое» до тех пор, пока она не растворится в моем дыхании.

Моя мантра исчезает в его неподвижном теле. Его лицо тает и сильно искажается как разрывающиеся маски вуду. Он представляется мне Буддой. Комната окрашивается в красный цвет, затем в золотистый. Он исчезает. Я вижу стену за ним, но все еще слышу его дыхание. Я отпускаю ум и проваливаюсь в пустоту.

Постепенно он опять оказывается в центре моего внимания. Мы повторяем нараспев «АУМ» и делаем низкий поклон друг другу, отдавая дань почтения нашим духам. Он задувает свечу и оставляет меня в темноте. Но я вся пылаю. В эту ночь через меня дуют ветры, пришедшие ниоткуда. Я до краев наполнена своей собственной силой, энергией, осознанием того, что я — это просто я.

Неожиданно наступает время уходить, но я не хочу уходить. Я остаюсь здесь до последнего момента. Горничной нужно убрать комнату. Она уже теряет терпение. Я выхожу и направляюсь к лифту, но мой палец отказывается нажимать кнопку «вниз». Сколько будет продолжаться это блаженство? Смогу ли я пройти через холл на улицу и продержаться следующую неделю? И тут я вспоминаю слова из «Книги перемен»: «Мы не можем потерять то, что действительно принадлежит нам, даже если мы отбросим его».