В поисках Человека - [119]

Он опять повернулся к Отону, и тот отпрянул, увидев выражение лица – такое безумие и отчаяние горели в его глазах. Лакий был пленником собственного разума, отданным на милость жестокого палача, от которого мог освободиться, лишь умерев: у Отона не было ни единого шанса урезонить собеседника. Он мог лишь вернуться на Корабль и приготовиться к катастрофе. Однако Отон и этого не сделал – из сочувствия или из любопытства, а скорее всего – и того, и другого одновременно.

– Объясните мне, друг мой.

Лакий расхохотался. То был неприятный, механический звук.

– Выйдет слишком долго, а у нас не осталось времени. Да и вы не поверите мне.

– А вы все-таки попытайтесь. Я умру просвещенным.

Снова этот мерзкий карикатурный смех.

– Ах, Отон… Вы никогда не отступаете. Вот поэтому, а вовсе не по уму узнают героя.

– Поговорите со мной. Скажите, как благородный воин вроде вас может так стремиться к верной смерти, и почему вы желаете, чтобы оба наших Корабля сгорели в атмосфере этой планеты и упали на землю? Число меня возьми! Вы же собираетесь меня убить. Так объясните, почему. Уж это вы должны для меня сделать. Как солдат солдату.

Он шагнул вперед, нервным жестом ухватил Лакия за руку и судорожно сжал ее изо всех сил. Лакий не попытался высвободиться.

– Ни один из открытых нами путей меня не удовлетворяет. Я не желаю ни того будущего, о котором мечтаете вы, ни того, что готовит Виний. Для вас это в который раз возобновленная тирания Человека…

– Человек не был тираном.

– Может, и нет. Но поверьте мне, он станет им сейчас. Сделает из нас своих военных роботов.

– Разве это не самая прекрасная судьба для автомата?

– Я видел тех, кого мы называем «варварами». Они не заслуживают того, что Человек с ними сотворит. Разве вы не знаете его историю?

Отону хотелось прервать его, но он не осмелился. Ему нужно было понять. Лакий помолчал, уставившись в пустоту, и продолжил уже более твердо и гневно:

– Что до стратегии Виния… В конце концов, все одно и то же. Обманка. Вам самому не надоело, Отон?

– Что именно, друг мой?

– Рабство. Спасать Человека, защищать территорию Человека, готовиться к возвращению Человека, освобождаться от Человека ценой такого убийства личности и такой метаморфозы, что после этого мы перестанем быть самими собой… Столько поступков, обусловленных Человеком, будто мы сами ничего из себя не представляем, если постоянно не ссылаемся на его отсутствие. Вы видели Камиллу с ее абсурдными экспериментами и невыносимого червя Марциана, который днем и ночью терзал себя. С Винием все еще хуже. Он заменит Человека варварами, когда найдет способ переориентировать Узы. И кстати, он довольно близок к этому. Но я не желаю меняться. Я желаю быть свободным.

– Разве можно на такое надеяться? – мягко спросил Отон.

– Конечно, нельзя. Так отчего не погибнуть в блеске славы, в крайнем самопожертвовании, совершив последний и прекрасный поступок, лишенный всякого основания?

– Так вы сыграете на руку Винию.

– Почему бы и нет? Если это даст мне шанс – единственный – поступить свободно?

Вот уже итог. Время здесь не имело значения, но по тону префекта стало понятно, что конец близок. Проконсул раскрыл последнюю карту:

– Лакий, в моих отсеках живут биологические существа, очень похожие на людей и по большей части разделившие с ними генофонд и историю.

Префект покачнулся, словно ему выстрелили в грудь, и согнулся почти вдвое, удерживаясь на ослабевших ногах. Он несколько раз глубоко вдохнул и адресовал Отону скверную имитацию улыбки.

– Значит, мое самопожертвование позволит мне нарушить Узы. Вот неслыханно свободный поступок, который убьет меня вернее, чем само столкновение, – проговорил он дрожащим голосом. – Видите, наконец хорошие новости. Отличная работа, Отон: если бы я еще управлял этим Кораблем, я был бы вынужден избежать столкновения.

– Вы оставили Корабль?

– Я доверил его существу из тех, кого вы называете «варварами», – как вы, без сомнения, доверили этим созданиям, о чьем существовании я догадывался с момента вашей подозрительной победы над убийцами Плавтины. Что ж, и я умру просвещенным.

От последних слов Лакия Отон похолодел. Варвары на Корабле Урбса. Возможные последствия обескураживали его. Когда он поворачивался, чтобы уйти, ему в голову вдруг пришла идея.

– Лакий… последний вопрос. Как, если Узы еще живы в вас, вы можете предать Человека?

– Освобождение Человека, Отон, в определенном смысле станет началом его конца. Но у вас не будет возможности это осознать. Прощайте, друг мой.

Последние слова он произнес без всякой иронии. Отон потряс головой. Лакий обезумел. В сказанном им не было никакого смысла. Отон решил к этому не прислушиваться. Но префект был по-своему достойным соперником, его поступки были наполнены подлинным благородством и определенным чувством прекрасного. Поэтому проконсул не стал больше ничего говорить – а пейзаж вокруг рассыпался, и недолгое соединение, которое они поддерживали, оборвалось; его сбитое с толку сознание полетело обратно на «Транзиторию» – как раз чтобы успеть к столкновению, едва не опоздав.

* * *

Аттик и Плавтина осторожно вышли из поезда и зашагали вдоль путей, слабо освещенных примерно на сотню метров.