В поисках Человека - [121]

Центральный отсек только что слил свое море, а стены съежились, принимая форму яйца и пряча в скорлупе родителей и друзей людопсов, чтобы, насколько возможно, защитить их от катастрофы. Гидроцилиндры под их островом стонали. Но деймоны еще контролировали сложное переплетение сил, которое пронизывало Корабль, и, не колеблясь, жертвовали целыми его гранями, чтобы только выжило сердце «Транзитории». Возьмите себя в руки! Я клянусь вам, что буду их защищать!

Людопсы увидели и крошечных Интеллектов, которые страдали и погибали целыми тысячами, туша пожары, охлаждая ядерные батареи или ликвидируя утечки натрия. Техникокуоны и слуги Фотиды содрогнулись от страха. На Корабле не было ни единого создания, даже самого скромного, которое не было бы наделено собственной индивидуальностью и инстинктом выживания. Им стало стыдно за собственную боязнь, и этот стыд избавил их от паники.

Прошло полторы секунды. Неисправности множились каскадом по мере того, как локальные системы отказывали одна за другой. Но «Транзитория» была до невозможности стойкой, а люди Фотиды отчаянно цеплялись за жизнь. Они умело обезопасили канал снабжения, перенаправив туда энергию большого участка Корабля. Сделав это, они обрекли хрупкие органические заводы на смерть от холода и голода. Но эта жертва была не важна: двигатели сближения удвоили мощность, и совместный вектор двух застрявших друг в друге металлических монстров продолжил выправляться.

Фотида, тихо сказал Отон, теперь у вас осталось единственное задание. Она на секунду оторвалась от нелегкого управления топливной магистралью, подняла на него уставшие мысли. Переведите нас через атмосферу. Она заколебалась. Мы рискуем дезинтегрироваться, прошептала Фотида. Нет, этого я не позволю. Не с вашими соплеменниками на борту, ответил он. Приземлите нас, а об остальном я позабочусь. Сядьте как можно ближе к источнику потока нейтрино. Они обменялись последней бессловесной мыслью, для которой не существовало идеального слова – ни в греческом людопсов, ни в коде Интеллектов. Они могли уже никогда больше не увидеться. Могли погибнуть, раствориться в трении атмосферы, их могло раздавить при катастрофической посадке, к которой они готовились. Это были легкие объятия тех, кто расстается; последний хлопок по плечу, которым учитель показывает подопечному, что его обучение закончено и ему переданы секреты ремесла. Они оставались по-прежнему бескомпромиссны в своих разногласиях, однако, несмотря на разделяющую их пропасть, каждый из них узнавал в другом равного себе в искусстве командовать. Теперь Отон обратил внимание на другой участок ноэтической структуры. Он различил Рутилия в скоплении занятых деймонов, настолько сконцентрированных на своей задаче, что они даже не почувствовали приближения хозяина. Размножившись, насколько позволяла ему вычислительная натура, Отон окружил их – своих слуг, частичные отражения его самого, не знавшие ни страха, ни колебаний, – в то время как вражеский Корабль все глубже врезался в свою мишень.

Столкновение не сводилось к механическому удару. Происходило взаимопроникновение двух миров, разделенных и несовместимых, шла смертельная борьба двух огромных живых существ за одно пространство. Структурная целостность каждого Корабля зависела не только от поддерживающих балок из углеволокна или от корпуса из никель-молибден-рениума, но и от сверхъестественной силы манипуляторов силы тяжести. Эти манипуляторы, рассеянные по всему огромному металлическому комплексу, в нормальное время уравновешивали титаническую силу тяги, задаваемую двигателями. Они определяли верх и низ, позволяя целому миру развиваться внутри Корабля.

Вражеское судно – яйцевидный Корабль из стали десяти тысяч метров в диаметре и длиной в семьдесят километров, мчавшийся со скоростью многих сотен километров в секунду, погружался в «Транзиторию», пробивал себе путь единственной силой – чудовищным давлением носа – и все-таки у деймонов еще получалось делать так, чтобы он соскальзывал, сводя к минимуму удар по всему Кораблю, ловко перемещая сплавные плиты и аккуратно пересобирая на расстоянии целые грани конструкции. Из-за нагрева, вызванного трением движущихся масс, все, что прикасалось к корме противника, мгновенно обращалось в пар, и с каждой секундой требовались тысячи мелких исправлений, чтобы отдалить катастрофическое разрушение, на которое надеялся Лакий.

Благодаря этой ювелирной работе вражеское судно замедляло ход. Отказали его собственные манипуляторы силы тяжести. Когда стало нечем ее компенсировать, внешняя сила обернулась против нападающего, который начал давить самого себя: его моторы по-прежнему толкали корму, а застрявший в «Транзитории» нос, который поддерживали в равновесии с помощью тысячи узелков искусственной гравитации, оставался неподвижным.

Потом и корпус противника перестал двигаться. По всей видимости, Лакий заснул вечным сном, и функции его Корабля понемногу угасали. Новое тело с искаженными формами, разнородная химера, окруженная плотной тучей обломков, на полной скорости понеслась в атмосферу безымянной планеты. Все это не продлилось и двух минут.