В поисках белой ведьмы - [76]

— Здесь, мой дорогой.

По кожа у меня пробежали мурашки. Я обернулся. Она сидела передо мной на одном из диванов Чарпона. Она, похоже, очутилась там с помощью колдовства, потому что за секунду до этого ее там не было.

Она ослепила меня белизной обратившегося в плоть огня, белизной, от которой мне стало не по себе, белизной бескровной и нечеловеческой. Лицо ее, как всегда, было закрыто, на этот раз — вуалью из желтого шелка, которая свешивалась с серебряной диадемы, надетой на ее белые волосы. Что скрывалось за этой вуалью? Голова кошки или паука? Позади нее, в точности как мне представилось во время лихорадки, на вантах болталось человеческое тело, привешенное за ноги и разодранное чайками. По изуродованным останкам я узнал Лайо, своего посланника.

— Вот он, ваш мессия, — обратилась женщина к хессекам. — Вот он, Шайтхун-Кем, йей с'улло, йей с'улло. Бог, явившийся на землю, прежде вас. Шайтхун решил отомстить, и прекрасный Бар-Айбитни истекает кровью, лежа на предсмертном одре. Но он вот думает, что перехитрил Шайтхуна; он думает, что будет жить.

Вместе с одеждой часового Айсеп принесла мне нож. Сейчас моя рука невольно потянулась к нему.

— Вот, посмотрите, — сказала женщина. — Этот варвар, называющий себя волшебником, все-таки предпочитает пользоваться оружием презренных масрийских псов. Знакомая насмешка. Она меня проверяла.

— Да, я волшебник, — ответил я. — Назови свое имя.

— Сделай это сам.

Кровь бросилась мне в голову.

— Ты Уастис, — сказал я. — Собака-богиня из Эзланна. И моя мать, но тебе уже недолго осталось быть ею.

Она встала с дивана и мелкой семенящей походкой двинулась ко мне. Она была такой маленькой и хрупкой, но от нее огромной черной тенью распространялась невидимая Сила.

Я не сделал ни шага ей навстречу, но и не отступил назад. Она остановилась в трех шагах от меня, и тогда я заметил, как она держит голову — немножко набок, как будто видит меня только левым глазом. И, как тогда, я протянул руку и сорвал с нее вуаль.

Женское лицо, на этот раз не покрытое желтой краской, лицо юной девушки. Прекрасное, как у статуи, без малейшего изъяна, только здравого глаза нет, и вместо него вставлен зеленый камень.

И тут меня, наконец, осенило. Кто бы она ни была, это не моя мать, не Уастис, потому что в жилах Уастис текла кровь древней расы волшебников, она бы залечила рану. В глазах у меня потемнело, как будто рой насекомых внезапно налетел на яркий свет, а потом я все увидел по-новому.

Я все время охотился за призраком, пытался поймать отражение в зеркале.

Нет, это не Уастис. Обман исчез, ушел, как вода в песок. Ее одежда из грубого полотна — грязная и рваная, на голове у нее — обычная хессекская копна волос, ее единственный глаз — черный глаз хессека, ее белая кожа отливает хессекской желтизной. Я попал в ловушку, которую сам себе расставил. Я с таким упорством преследовал свою добычу, что, когда наконец настиг ее, не сразу понял, что охотился совсем за другим.

— Да, Вазкор — все тот же Вазкор, — прошептала она. — Он понял, наконец, свою ошибку. Я не старая ведьма, а молодая. Это ты сделал меня молодой, мой господин, мой повелитель, мой возлюбленный, и я буду твоей смертью. — Улыбнувшись, Лели обвила меня руками, и крепко прижалась ко мне. Даже сквозь одежду я ощутил всю свежесть ее тела, ту молодость, которой я его наполнил. — При жизни ты отвернулся от меня, но после смерти ты станешь мне послушен. Я приду на твою могилу, произнесу свои заклинания и лягу в твои безжизненные объятия. Да, плоть свою я вылечить не могу, но я умею многое другое. И это ты научил меня, мой волшебник. Послушай, как я разговариваю. Разве это голос старой базарной торговки, любовь моя? Нет. Та Сила, которую ты влил в мой мозг, чтобы вернуть мне молодость, сделала меня равной тебе. Колдуньей. Богиней.

Огонь вспыхнул у меня перед глазами, заслонил палубу, неподвижные фигуры хессеков, висящий на веревках труп. Лели, как змея, обвилась вокруг меня, ее поцелуи огненным дождем обожгли мою кожу.

Я вспомнил Зал врачей, ее крошечный птичий череп в стих руках, идущую от меня к ней волну энергии, солнцем озарившую ее сознание. Я вспомнил, как горд я был тогда.

Не удивительно, что ей потом удавалось высасывать из меня мою Силу, чтобы обратить против меня те способности, которыми я ее так неосмотрительно наделил. Я с самого начала был для нее источником энергии. — Да, — прошептала она, прочитав мои мысли, так же, как раньше без труда читала все, что происходит в моем мозгу. — Да, я подшутила над тобой, мой возлюбленный, приняв облик Уастис и направив тебя по ложному следу. За эту шутку мне пришлось пожертвовать своим глазом, своим бедным маленьким глазом, мой дорогой. Даже это я бы тебе простила, если бы ты по достоинству меня оценил. Пускай бы тогда весь Бит-Хессе потонул в грязи, и Шайтхун, Пастырь мух, вместе с ним. Уастис нет, как нет и бога-дьявола, Вазкор. Моим орудием была только вера. Это я наслала чуму. Я наказываю тебя за то, что ты предал меня, а не мой народ — это гнев Лели, а не бога. Да будет тебе известно, Вазкор… Что? — спросила она, заметив, что я пытаюсь что-то сказать.